Заставь меня жить

- Это плохо… - вздыхаю, случайно задевая боком заснеженный куст смородины.

Некоторое время мы идём в молчании, которое совсем не тяготит, как вдруг яркая мысль озаряет моё сознание.

- Теперь вы вернётесь в Хогвартс?

Видимо, надежда слишком отчётливо читается в моём взгляде, потому что Снейп произносит явно не то, что собирался сказать:

- Но не в роли профессора зельеварения, - и, опережая второй очевидный вопрос, добавляет, - а как профессор по защите от тёмных искусств.

Ему приходится обернуться, потому что я застываю на полушаге с раскрытым ртом. Скривив губы в беззлобном негодовании, он слегка встряхивает волосами, сгоняя стаю снежинок.

- Люпин оставляет эту должность в пользу своей беременной супруги. Но это не значит, что он уходит из Ордена.

Мои губы на мгновение выгибаются в счастливой улыбке за Ремуса и Тонкс.

- И всё же, вы много знаете о Реддле. О том, что он делал в Албании.

Снейп немного замедляет шаг, с интересом взглянув на меня.

- Понимаю, у тебя много вопросов. Я всё тебе расскажу, но не сегодня.

Я смотрю в его лицо, не высокомерное, не снисходительное, не искажённое отрицательными эмоциями, а такое открытое и близкое, что уголки моих губ сами собой приподнимаются в искренней улыбке. Он оценивающе смотрит на меня несколько мгновений, и тонкая морщинка всё же подбирается к узкой переносице, а я только сейчас понимаю, что мы уже несколько минут стоим на одном месте, друг напротив друга на краю участка, а вокруг нас медленно кружатся и опускаются снежинки.

- Мне пора идти, - вдруг заявляет Снейп, расправив плечи и разорвав зрительный контакт. Потом, подумав, добавляет. - На собрание.

Меня мгновенно обдаёт холодом.

- Только не как в тот раз, - не успеваю прикусить язык, но что поделать.

Я слишком сильно боюсь потерять его вновь.

Замечаю, как высоко приподнимается грудь профессора от глубокого вдоха.

- Береги себя, - роняет он, задержав на мне взгляд, и начинает движение в сторону калитки.

Я растерянно топчусь на одном вместе, не замечая, как ладони сами собой сжимаются в кулаки, а дыхание учащается, будто от продолжительного бега. Он покидает зону защитных чар и может трансгрессировать в любое мгновение.

- Но ведь сегодня Рождество, - выдыхаю в морозный воздух, рукавом смахивая налипшие на стёкла снежинки, и во все глаза смотрю на то, как вздымаются полы чёрной мантии профессора.

Он чудом слышит мои слова. То ли здесь слишком тихо, то ли я произношу их слишком громко, но он оборачивается. Я не вижу его лица, слишком темно сейчас, слишком далеко он успел отойти, а он запрокидывает голову и смотрит на небо.

- Оно уже настало.

Недоверчиво хмурюсь и поднимаю взгляд наверх.

Высоко-высоко, почти на середине бархатного небосклона тускло сияет первая звезда.

- С Рождеством, Гарри.

Я моргаю от громкого хлопка, а в следующий миг вглядываюсь в чернеющую пустоту.

Неимоверных усилий стоит прогнать грусть.

В доме царит атмосфера настоящего семейного праздника: тут и там сияют разноцветные гирлянды, высоко под потолком позвякивают золотые колокольчики, янтарное сияние свечей отражается в боках высоких бокалов. Длинный деревянный стол укрывает скатерть насыщенного винного цвета, а посередине красуется замысловатый букет из физалиса, сушёных долек апельсина, анисовых цветов и палочек корицы. Миссис Уизли буквально порхает между столом и плитой, на ней длинное атласное платье изумрудного цвета. Увидев меня, Молли подгоняет меня на второй этаж, чтобы я переоделся во что-то более праздничное. Мимоходом я успеваю бросить долгий взгляд на мило щебечущих девочек, при взгляде на которых глаз радуется. Гермиона наколдовала себе гладкие уложенные локоны, а подол её шифонового платья нежного персикового цвета ниспадает на пол красивыми складками. Джинни, напротив, в коротеньком платье из мягко мерцающей тафты насыщенного сапфирового цвета. Она склоняется к Гермионе, когда подруга что-то шепчет ей на ухо, а в следующую секунду девочки тихо смеются, глядя на Рона. Тот выглядит немного сконфуженным, периодически теребя край свитера ярко-морковного цвета, а в его рыжих волосах проглядывают зеленоватые пряди. Заметив меня, он порывается вскочить со стула, словно я - спасательный круг, а он - утопающий, но я жестом даю понять, что скоро вернусь.

Взлетев на третий этаж, вихрем проношусь по коридору и, не закрывая дверь, останавливаюсь перед шкафом. Недолго думая, скидываю одежду и облачаюсь в хлопковую рубашку синего цвета и чёрные брюки. Хоть я отдаю предпочтение джинсам, всегда буду помнить наставления мамы о том, что на праздники нужно делать исключение.

Пальцы, до этого застёгивавшие пуговицы, останавливаются. Я с грустью смотрю на своё отражение в прямоугольном кусочке зеркала. Взгляд скользит вверх по бледному шраму, и горло сжимается, будто от внезапного приступа удушья.

Как же мне их не хватает, мамы и папы.

Шмыгнув носом, снимаю очки и долго-долго тру глаза до тех пор, пока режущее чувство не проходит. Надев оправу обратно, несколько мгновений вглядываюсь в собственное лицо и, наконец, вздёргиваю подбородок и крепко сжимаю челюсть.