Заставь меня жить

Поэтому для меня не становится удивлением тот факт, что Грюм весьма предвзято отнёсся к полученному мной письму, но Дамблдор может уговорить даже такого человека, как Аластор.

Волшебник тяжело поднимается со стула, отчего тот надрывно скрипит, деревянной походкой обходит длинный торец стола и хлопает меня по плечу.

- Ты имел возможность подсматривать в щёлочку только благодаря тому, что крестраж Реддла заключён в живое существо. Раз такая штука не проходит с остальными, можно предположить, что…

- Что другие крестражи спрятаны в неодушевлённых предметах, - заканчиваю за мракоборца, а он уважительно качает головой и неслабо сжимает моё плечо.

Очередное подозрение не даёт покоя, какая-то важная деталь ускользает от понимания, поэтому я не слышу, что говорит вновь оживившийся Дамблдор, к тому же, это не столь важно: директор раздаёт поручения каждому члену Ордена.

Я ухожу вглубь кухни в попытке сконцентрироваться, сжимаю виски и даже зажмуриваюсь, отчаянно пытаясь поймать ускользающую мысль.

Первый крестраж - это змея. Если между нашими сознаниями была связь, это значит, что такая же связь есть между змеёй и Реддлом. Он возродился именно из той части души, которая была заключена в её теле. Я так подозреваю, что значительно легче восстановить телесную оболочку именно из того крестража, который спрятан не в неодушевлённом предмете, а в живом существе…

Если он намерено проникнул в моё сознание, при этом зная, что подобная связь может быть только между ним и другой частью его души, можно сделать вывод, что…

Качнувшись, я тяжело опираюсь на крышку фортепиано и распахиваю глаза.

Реддл знает, что внутри меня спрятан крестраж.

Именно поэтому он так стремился возродиться с помощью моей крови, потому что в противном случае часть его души фактически находится в руках заклятого врага.

Мерлин, ведь это же очевидно! Если мне не хватило сообразительности, то я глубоко сомневаюсь, что Дамблдор не понял этого сразу после проникновения Волдеморта в мой разум. Тогда почему он молчал всё это время?! Даже факт, что Снейп скрывал от меня подробности тёмного прошлого Реддла, не так страшен, как моё неведение сейчас. Память услужливо подсовывает слова мастера зелий о том, что директор сам у себя на уме, и чем дальше, тем отчётливее я понимаю, что совершенно не знаю настоящего Дамблдора. Он что, надеялся, что сможет скрывать от меня правду?.. По мне так это всё равно, что спрятать маленького акромантула в чемодане: он вырастет, ему станет тесно, и со временем он найдёт способ выбраться наружу.

Стремительно вернувшись к столу, сжимаю пальцы на спинке стула Сириуса и вклиниваюсь в разговор взрослых.

- Как нам удастся уничтожить крестраж внутри меня?

Будто сговорившись, все оборачиваются ко мне. Повисает звенящая тишина, и я понимаю: я попал в точку и додумался до того, что, возможно, мне вообще не хотели говорить до последнего.

В который раз за сегодняшний вечер вижу, как теряется директор: он хватается за полы мантии, взгляд бегает по моему лицу, а былое красноречие мгновенно подводит его. Люпин тяжело проводит ладонью по седеющим волосам и вообще выглядит так, будто старается попросить у меня прощения за поведение всех остальных. Сириус мрачнее тучи, в его взгляде читается такое же недовольство неведеньем, какое одолевает мою душу, но вот Снейп…

Он единственный смотрит не на меня, а на пустой стол перед собой, но есть в его опущенной голове, напряжённых плечах и хмуром лице что-то такое, отчего мне мгновенно становится дурно.

Дамблдор прочищает горло, я опускаю одну ладонь со спинки стула на плечо крёстного и едва нахожу в себе силы отвести тяжёлый взгляд от профессора зельеварения.

- Послушай меня, Гарри, - мягко начинает директор, а я ловлю себя на мысли, что не верю ни единому слову. - Мы пока что не знаем всех подробностей, информация о крестражах является лишь верхушкой айсберга. Могу сказать только то, что не стоит торопиться с выводами.

Одним словом, Дамблдор не сказал ничего.