Застава

Он был самым старым из нас, ему было хорошо за сорок, и на жизнь он смотрел с цинизмом музыканта, когда-то мечтавшего стать великим. На лысой голове Реиса поблескивали капли пота – он не был особенно толстым, но потел ужасно.

– Еще не вечер, мало народа собралось, – пожал плечами Боргейр. То ли по причине молодости – флейтисту не исполнилось и двадцати, – то ли из-за флегматичности характера он ничего не принимал близко к сердцу.

Стутгар молча выпил пива и пожал плечами.

– Будут плохие сборы – уйдем в «Королевский плащ».

На этом дискуссия и окончилась – Стутгар, маленький и неприметный человечек (еще чуть-чуть ниже рост – его можно было бы назвать карликом, а так он был просто коротышкой), являлся неофициальным, но бесспорным лидером нашей группы.

– Я вспомнил еще одну хорошую песнь, – сказал я, тоже делая глоток пива.

– Песню, – поправил Стутгар.

– Песню, – кивнул я. – Ее пел певец по прозвищу Жало. Она говорит о человеке, живущем в чужой стране. Ему очень одиноко. Ему тут все непривычно.

– Очень хорошо, – кивнул Стутгар. – Расскажи текст подробно.

Он извлек из кармана короткого твидового пиджака блокнот, карандашик и приготовился записывать.

– Не пью я… – я задумался на миг. – Не пью я глоф, лучше бы выпил чай, милая…

– Ха, – сказал желчно Реис. – Я бы тоже выпил чай. Земной чай. Золотой талер за фунт! Ха!

Стутгар шикнул на него, продолжая быстро писать.

Люблю поджаренный на сковороде хлеб,
Ты слышишь мой странный акцент —
Я землянин в Центруме…
Смотри – я иду по Диагональной улице
На мне синие земные штаны,
Я ношу их всегда не снимая,
Я – землянин в Центруме.
Я землянин.
Я законопослушный землянин.
Я землянин в Центруме.

Стутгар кивнул:

– Да, ничего так… Вот это я бы сделал припевом и повторил два раза.

– А так и есть! – обрадовался я.

– Про штаны не очень, – Стутгар почесал переносицу карандашом. – Эти… джинсы… у нас ведь тоже делают похожие. Как было в оригинале?

– Про тросточку. Там человек ходил с тросточкой, но для нас не годится, это как раз норма в Антарии.

– Тогда сделаем перевертыш, – решил Стутгар. – Смотри – я иду по Диагональной улице, тросточки нет у меня, я не беру ее даже на променад, я – землянин в Центруме. А?

– Прекрасно, – сказал я искренне.

– Неправильно это все, – пробурчал Реис. – Берем чужие песни и переделываем. Стутгар, ты же свои писал прекрасно! А? Помнишь? Про убийцу? «Я наемник-убийца, я рядом с тобой, я наемник-убийца, я заберу твою жизнь…» Или «Обратно в Центрум»?

– Или «Вчера»? – предположил я.

Стутгар косо посмотрел на меня. А вот Реис иронии не понял:

– О, и ты слышал? «День назад все проблемы были далеки…»

Стутгар посмотрел на Реиса волком.

– У нас тоже это было распространено, – сказал я успокаивающе. – Ну, не из другого мира – из других стран. Брали песни, переделывали. Они становились известными.

– Это неправильно, – сказал Стутгар, хмуро глядя в блокнот. – Реис прав, надо писать свои песни…

– Так мне продолжать? – уточнил я.

И тут увидел Старика, целеустремленно пробирающегося через темный зал ресторанчика.

– Ударник! – радостно крикнул Старик. – Ты живой!

Я дождался, пока он подошел к столику. Укоризненно посмотрел ему в глаза. Старику хватило совести потупиться.

– Сволочь ты все-таки, – сказал я на клондальском.

Старик просиял.

– Вот! Вот видишь, самый лучший метод изучения языка – глубокое погружение!

– Это тот Иван, что тебя кинул одного? – спросил Стутгар с презрением.

– Я тот самый Иван, из-за которого ваша группа третий день гребет деньги лопатой, – ответил Старик, присаживаясь за столик.

Стутгар подумал мгновение, кивнул и подвинул Старику кружку пива. Тот с удовольствием приложился к ней.

– А если бы со мной что-то случилось? – спросил я.

– То ты не годился бы для путешествий между мирами, – с улыбкой сообщил Старик. – Считай это тестом на профпригодность.

– Все равно сволочь, – упрямо повторил я.

– Ударник! – Старик прижал руку к груди. – Клянусь, я не ожидал, что ты так хорошо потеряешься! Я был уверен, что найду тебя к вечеру! Но ты так… так легко влился в среду…

Я взял из рук Боргейра самокрутку, затянулся сладковатым дымом.

– Знаешь, среда музыкантов – она всюду одинакова. Как выяснилось.

Глава 7