Застава на Аргуни

…По заснеженному, раскинувшемуся до самого горизонта полю идет человек. Под его ногами пронзительно взвизгивает снег. Расстегнув шубу, человек останавливается и, озираясь, начинает разгребать снег сперва валенками, а потом руками. Схватит пригоршню и перебросит через голову, оглянется и чему-то улыбнется. Улыбнется с хитрецой, загадочно. Он все бросает снег и улыбается, бросает и хихикает. А по земле, извиваясь и посвистывая, как змея, мчится холодная поземка. Вдруг человек исчезает. Вместо него сквозь белесую пелену выплывает огромная призрачная фигура с перекошенным от злобы лицом. Призрак наклоняется и начинает копать яму. Слезкин знает, что это враг и что он роет ему могилу. К врагу нужно незаметно подползти и схватить его. Но Костя в страхе чувствует, что не умеет ползать. Малейшее движение вызывает оглушительный грохот. Призрак оборачивается и замечает притаившегося Слезкина. «Ах вот ты где? — кричит он, злорадствуя. — А я-то тебя целую вечность ищу!» — Призрак неумолимо надвигается на Слезкина и хватает его за плечо…

Костя в испуге открывает глаза и видит перед собой медведем склонившегося Кукушкина.

— Вы что, дома тоже ложились на кровать не раздеваясь? — строго спрашивает старшина. — Почему оружие не почистили? Сейчас же идите в сушилку. И чтобы этого больше не было…

Костя смотрит Кукушкину в глаза и глупо улыбается. Старшина недоуменно пожимает плечами и уходит.

«Какой из меня пограничник? — уныло думает Слезкин. — Чучело огородное!»

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Скупо, по-армейски просто отпраздновали пограничники Новый год. Похвалив за ужином брусничный пирог, приготовленный Михеевым, они начали заново счет таежным будням.

Все так же, днем и ночью, уходили на границу наряды. Все так же, как и раньше, бойцы драили до блеска оружие, скребли заросшие пышной шерстью конские бока, пилили дрова, возили воду, мыли полы. Все так же покрикивал на них старшина Кукушкин.

С тех пор как первогодки облазили каждый уголок заставы, все ощупали и осмотрели, зимние хмурые дни стали для них удивительно похожими на бессонные длинные ночи. Все перемешалось. Людям приходилось делать ночью то, что обычно делают днем, а днем то, что делают ночью. В конце концов, голодный человек с удовольствием поест и в полночь, а усталый уснет как убитый и в полдень. Была бы только возможность. Спали бойцы сколько положено, ели сколько хотели. Михеев кормил на совесть. Велик ли срок — месяц, а у новобранцев лица округлились и разрумянились. Щупленькие фигурки ребят наливались силой.

Январь кряхтел от лютой стужи, неистовствовал вихрями и метелями. Малиновый столбик в термометре, показывая пятьдесят ниже нуля, продолжал падать. Все живое попряталось и замерло. Глубоко в снег зарылись рябчики, куропатки, зайцы; ушли в чащу сохатые, изюбры, козы; поджав хвосты, зябко тряслись от холода в падях волки. Упирались, не желая выходить из конюшни, кони. Собаки, всегда радостно повизгивавшие, когда им приносили пищу, притихли, жались по углам вольера. Воробьи, искавшие спасения за наличниками окон, не выдержав мороза, падали на землю окаменелыми комочками. Кругом все скрипело и стонало.

Только люди — неусыпные стражи этого сурового края — мужественно стояли на посту. Возвращаясь из нарядов, они оттирали друг другу обмороженные руки, щеки, уши. Аптечка, висевшая над столом дежурного, теперь открывалась так же часто, как и ящик с запалами.

И все же новобранцы не унывали. Все для них было интересно и необычно: начались регулярные занятия по огневой, тактической, служебной и политической подготовке.

В один из воскресных дней в жарко натопленной сушилке сидели Михаил Павличенко — опытный охотник-сибиряк и земляки-казахстанцы Айбек Абдурахманов и Костя Слезкин. Выбрав свободную минуту, они удобно примостились на верстаке для чистки оружия, дымили самокрутками и обсуждали последние новости. Айбек, два дня подряд ходивший на НП, рассказывал:

— Кордон у них защищается очень хорошо. По углам ограды — такие же доты, как у нас. Один дот есть на вершине горы. С таким обстрелом они никого к себе не подпустят…

— А кто к ним пойдет? Мы туда не собираемся. А китайцев они и так давно прижали, — сказал Слезкин.

— Границу они, по-моему, не охраняют. Никаких нарядов я не видел, — продолжал Абдурахманов.

— А зачем им охранять, когда тут стоят такие бдительные стражи, как ты, — пошутил Павличенко, пуская в потолок колечки дыма.

В сушилку вошел Морковкин. Услышав слова Павличенко, он подмигнул Абдурахманову:

— Ты, Айбек, не слушай его. Вот, обожди, начальник скоро вытряхнет из нас требуху, тогда и мы станем настоящими пограничниками. — Сказано это было многозначительно, веско. Бойцы с удивлением уставились на Митьку.

— Да, да! Не таращьте глазки. Так и сказал: «Я из них эту требуху вышибу! Смотреть на них нечего, пора гайки подтягивать!»

И Митька рассказал, что когда он мыл в коридоре пол, услышал разговор начальника заставы с политруком.

Оказывается, Торопов и Панькин, обсуждая дела на заставе, опять немножко поспорили. Митька почти дословно цитировал разговор начальства: