Застава «Турий Рог»

Дробно отбив чечетку, Ланка присвистнула по-разбойничьи в четыре пальца, пошла вприсядку. Бандиты разинули рты.

— Ну и девка! Огонь! Жги, жги, жги! — дергал кудлатую бороду Ефрем, с расцарапанного носа капала кровь.

Темп танца убыстрялся, девушка вихрем носилась по избе и вдруг исчезла — выскочила за дверь. Несколько секунд бандиты остолбенело таращились друг на друга, опомнившийся Безносый кинулся вдогонку, но был остановлен Зыковым:

— Пущай! Неушто в тайге пымаешь?

«Молодец, внучка! — обрадовался дед Андрон. — Голова! Теперь прямым ходом на заставу. Не заколела бы, в одной кофтенке…» Лесник повеселел; бандиты держались на удивление спокойно. Ефрем вышел в сени, ковшиком разбил лед в ведре, напился, Безносый распахнул шкафчик, порылся в белье, разбросал по полу вещи, скинув драную шапчонку сорвал с вешалки пушистый лисий треух[189], нахлобучил.

Дед Андрон обозлился: двух огневок на шапку пустил

— Грабиловкой займаешься? Людей из пиджаков вытряхиваешь? Может, ты и карманы режешь?

— Глотки он режет, — объяснил Зыков. — Понял, отец?

— Чего не понять. Доброе рукомесло[190]…

— Жаловаться грех, — устало согласился Зыков. — Не пыльное, зато денежное.

Почему они не уходят? Не торопятся, тянут время. Неужто не знают, что застава рядом? Ланка, поди, уж на подходе, пять километров, чепуха. Задержать этих надо, да как? Старик жалким голосом заканючил:

— Напиться дозвольте, господа граждане. Утром рыбки посолонцевали…

— Перебьешься, сердяга, недолго осталось.

— Это в каких смыслах, дозвольте спросить?

— В обнакновенных, отец. Тебя там напоят. — Ефрем ткнул пальцем в низкий потолок. — Райской водицей. Не чета колодезной.

— Наша чистая, родниковая… Напоят, говоришь? Так, так… А за какие грехи? Чего я такого исделал?

— Думаешь, мы только грешников на тот свет провожаем? Ошибаешься, отец!

— Господи! За что? Жил, никого не трогал, всю жизнь на кордоне за зверьем присматривал, человеков не забижал. Не веришь? Истинный крест!

Лесник шагнул к стене, клешнястыми пальцами уцепил потертый ремень двустволки, рванул, ловко, как в молодости, вскинул ружье к плечу, но выстрелить не успел: Безносый сделал неуловимое движение, финка со свистом рассекла воздух и, с силой ударив старика в грудь, вошла по рукоять.

Старик обмяк, откинулся назад, медленно, обдирая рубаху о шероховатую стену, осел на пол, Безносый вырвал у него двустволку, шарахнул прикладом об лавку — скамейка раскололась, приклад — в щепы.

— Вот так-то, отец, — укоризненно проговорил Зыков.

— Ду-душегубцы… Воздастся вам…

Хотел, хотел дед Андрон сказать, что пограничники отомстят, но, даже умирая, побоялся спугнуть нарушителей, подоспеют бойцы, бандитов повяжут. Петька Данченко их один скрутит.

— Душегуб-цы…

— Торопись, отец, в рай. Опоздаешь. — Ефрем достал из кармана серебряные часы, подарок Мохова: скоро появятся пограничники.

Повернувшись к Безносому, встретил завистливый взгляд, забеспокоился: как бы варначина чего не выкинул?

— Минут десять у нас есть, — сказал Ефрем. — Приготовься.

Безносый подошел к леснику, присел на корточки.

— Мало-мало живой?

Дед Андрон тяжело, со всхлюпом дышал, в груди булькало, переливалось. Безносый сомкнул пальцы на рукояти ножа, уперся коленом в грудь лесника, вытащил финку, вытер мокрое лезвие о дедову толстовку.

— Кирепкий старика. Умирай не хоти…

Мертвый лесник глядел на убийцу сурово.

Ланка добралась до заставы, тревожная группа под командованием замполита Ржевского помчалась к лесной сторожке. Бандиты успели забаррикадировать дверь, заслонили выбитое окно шкафом, забрались на чердак, выдавили слуховое оконце, Ефрем лег на пол, взял на прицел тропу. Безносый пристроился у противоположного оконца. Он первым заметил противника: пограничники, укрываясь за деревьями, приближались к сторожке. Безносый пальнул по ним, в ответ донесся грозный, усиленный рупором голос:

— Вы окружены, сопротивление бессмысленно. Сдавайтесь!

— Ишь, какие быстрые! — буркнул Зыков. — Стреляй! Бей, образина, чего ждешь! — заорал он Безносому и выпустил одну за другой три пули.

От корявой ели полетели щепки, куски сорванной коры.

— Сдавайтесь!

Нарушители стреляли редко: нужно продержаться подольше, оттянуть на себя основные силы заставы, Зыков старательно высматривал цель, чтобы бить наверняка. Но пограничники маскировались умело, лишь один лежал, уронив пробитую пулей голову на трухлявый, припорошенный снегом пень.

Прошло полчаса. Дважды металлический голос предлагал бандитам сложить оружие, Ефрем и Безносый отвечали выстрелами. Тогда затарахтел ручной пулемет. Под прикрытием огня пограничники ворвались в избу. Ефрем подскочил к люку, крикнул хунхузу:

— Не подпущай их. Я тута покараулю!

Спрятавшись за кадушкой с грибами, Ефрем поднял винтовку, сейчас заскрипит лесенка; палец прилип к спусковому крючку. Но лестница не скрипела, послышался шум позади, Ефрем обернулся, тяжелый нож впился ему в шею, пониже адамова яблока. Выронив винтовку, Зыков упал.