— Пока это все теория, полковник. Командование не дает нам зеленый свет, и вряд ли нам суждено насладиться плодами своего труда, которые мы столько лет выращиваем. Вы, полковник, заблуждаетесь, считая меня отшельником, засевшим в башне из слоновой кости. Я внимательно слежу за происходящим в мире. Победные трубы прогремят не скоро, если вообще когда-нибудь прогремят.
— Пессимизм для нашей нации не характерен, она энергична, настойчива в достижении цели.
— Русским тоже не откажешь в этих качествах. А германская армия топчется на месте.
— Но она — на Волге!
— Топчется, Эйдзи-сан. Движение на восток застопорилось. А советские солдаты неутомимы и отважны, в этом я имел возможность лично убедиться. Итак, полковник, что будет дальше, знают только великие боги.
— Иными словами, вы хотите сказать, что мы проиграем войну, так ее и не начав?
— Я бы воздержался от столь категоричных заявлений. Я не политик и не военный. Но смею уверить — исход предстоящей схватки мне не безразличен.
— Дело не в исходе, даже если мы проиграем — не страшно. Выиграем следующую войну.
— Какую?! Что вы имеете в виду? — В голосе Мокрицы слышалась тревога, и Нисимура понял, что переборщил, — не следовало вступать в полемику с этим малоприятным субъектом. Тема рискованная.
Полковник Эйдзи Нисимура смотрел на вещи шире: рано или поздно противоборствующие страны объединятся против Советского Союза, и тогда можно задействовать спецподразделения. Против коммунистов все средства хороши. К счастью, есть люди крайне заинтересованные в том, чтобы материалы, накопленные особыми отрядами Квантунской армии, в случае поражения Японии в будущей войне не были бы уничтожены. Это настоящие патриоты, у них есть могущественные покровители…
— Значит, вы допускаете… — задыхаясь, начал Мокрица.
Нисимура беспокойно заерзал в удобном кресле, сделал предостерегающий жест, но ученый был слишком взволнован и не обратил на это внимания.
— Допускаете возможность нашей… э… неудачи. В таком случае исследовательский центр, наши базы с ценнейшим уникальным оборудованием и сверхсекретной документацией будут уничтожены. Каким же образом удастся чудо-оружие возродить?
— Мммм… Нам помогут…
— Вот как?! Значит, материалы попадут в чужие руки?
— Почему — в чужие? Враг нашего врага — всегда друг…
Эйдзи Нисимура пощипал чахлые усики: разговор принимал неприятный оборот, оборвать собеседника неудобно, придется кое-как поддерживать затянувшуюся полемику. Но вот собеседник допустил просчет, осведомившись о взгляде на обсуждаемую тему генерала Исии. Нисимура тотчас преобразился, сухим, скрипучим голосом холодно объяснил, что он не вправе обсуждать столь важную тему, и торжествующе взглянул на сутулого дохляка в просторном, болтающемся на нем, как на вешалке, костюме: не угодно ли доктору спросить об этом господина генерала?
Мокрица осекся. Обменявшись с полковником двумя-тремя традиционными фразами, он положил на стол папку и поспешил откланяться.
Нисимура его не удерживал.
Но командир спецотряда недооценил своего подчиненного. Когда из Токио возвратился Исии, Мокрица явился к нему. Генерал принял ученого незамедлительно, поблагодарил за проделанную работу — с отчетом он уже ознакомился. Мокрице не хотелось начинать разговор с темы, ради которой он, собственно, пришел, поэтому поначалу он свой отчет несколько дополнил и лишь потом, тщательно продумывая формулировки, обратил внимание генерала на маленькую частность, «которая, скорее всего, существенного значения не имеет, но умолчать о которой нельзя». Вслед за этим Мокрица пространно изложил некоторые высказывания Нисимуры, никак их не комментируя.
Исии слушал с непроницаемым лицом, хорошо зная характер шефа, Мокрица уже сожалел, что затронул столь деликатную тему, тем не менее все закончилось благополучно: генерал пообещал принять к сведению «ценную информацию» и, благосклонно кивнув, отпустил ученого с миром. Мокрица ушел с сознанием выполненного долга.
В кабинет заглянул адъютант, принес несколько писем, генерал отмахнулся и приказал никого не пускать. Он долго сидел, неподвижный, как истукан, потом позвонил в контрразведку и, не вдаваясь в подробности, попросил усилить наблюдение за полковником медицинской службы Нисимурой. Положив трубку, Исии вызвал своего заместителя.
— Заготовьте приказ, запрещающий персоналу, включая командиров, покидать без моего письменного разрешения свои подразделения. Всем отсутствующим немедленно возвратиться в части. Отпуска отменяются.
Отпустив офицера, генерал прошелся по просторному кабинету, толстый пушистый ковер скрадывал звуки шагов. Исии волновался неспроста: монопольно владея тайной, он ревниво оберегал ее от других и делиться ни с кем не собирался. Собственно, он не мог этого сделать — любая утечка информации будет расценена как государственная измена. Но генерал не столько боялся военного суда, сколько недовольства заокеанских друзей, с которыми вот уже много лет его связывали тесные, глубоко и тонко законспирированные узы стабильных деловых отношений.