Застава в степи

Первая запись в вахтенном журнале: «12 марта 1963 года, 14 час. 30 минут. Крейсер «Аврора» покинул стоянку и вышел в море пионерских дел. Механизмы работают нормально (это значит, что никто из нас не получил тройки), вахта идет спокойно (это значит, никому не сделали замечания). Продвинулись вперед на 160 миль (спасибо нашему рулевому Лене Тарелкиной, она получила в один день две пятерки)». Не успел я сделать эту историческую запись, как в нашу кают-компанию (бывший класс) вошла делегация. Откуда бы вы думали? Из четвертого класса. А возглавлял ее тот самый Пашка Лисицын, который, хоть и похож по цвету полос на лису, но хвастлив, как заяц. Оказывается, он v них назначен боцманом. Вошли они бодро и сказали, что вызывают нашу «Аврору» на соревнование.

— Соревноваться? С вами? Пожалуйста, — Генка от удовольствия даже заулыбался: решил, что если они меньше нас, непременно проиграют. Я, конечно, тоже так подумал, но спросил:

— А соревнование всей эскадры не в счет?

— В счет, — ответил Пашка. — Но мы с вами — один на один, кроме всех. Кто больше сделает чего-нибудь хорошего, тому покупают килограмм конфет «Ну-ка, отними».

— А почему именно «Ну-ка, отними»? — не без ехидства задал вопрос Грачев.

— Потому что они с вафлями, — Пашка посмотрел на него так, словно Вовка понятия не имел об этих конфетах, а значит, и нечего с ним разговаривать.

— Не годится, — отрезал Синицын, подмигнув мне. — Вот так моряки — за каждый проигрыш килограмм.

— Ох ты, — удивился Пашка. — Что же, мы деньги куем, что ли?

— А на мелочи нам размениваться некогда, — стоял на своем Синицын.

Пашка долго думал, потом шепнул что-то своему дружку и спросил:

— Испугались?

— Уж не тебя ли, Рыжий, — двинулся к нему Генка.

— Я тебе не Рыжий, — поправил огненный чубик Пашка. — Я такой же боцман, как и ты.

— Такой же, да не такой, — распахнул ворот рубашки Синицын. — Я боцман с «Авроры», а ты с морской черепахи.

— Не с черепахи, а с атомного линкора «Мир», — сердито сказал Лисицын.

— Да кто его знает-то, твой линкор? То ли дело наш крейсер. Его весь мир знает. Он легендарный, он по Зимнему дворцу из пушки стрелял.

— Из какой? — наивно спросил Грачев.

Генка повернулся к нему, как перед прыжком в воду, набрал в рот воздуха и замер.

Замер весь экипаж. Я почувствовал, что Грачев ехидничает, но ничем не мог помочь своему другу: сам не знал, из какой пушки бил крейсер по Зимнему.

— Из носового шестидюймового орудия, — ответил на свой вопрос Грачев и добавил: — Боцман обязан знать историю своего корабля.

Ребята засмеялись, а покрасневший Генка пробурчал, что он знал, но забыл.

— Экипаж, смирно! — скомандовал я своему звену, чтобы как-то спасти Синицына от позора. — Боцман, поручаю тебе за неделю написать историю нашего крейсера.

— Вот это здорово, Сеня! — кажется, без насмешки воскликнул Вовка. — Правильно, давайте напишем истории своих кораблей. И у кого будет лучше, тому прибавим сто очков.

Все поддержали меня и Грачева.

— И чтоб у каждого корабля была своя песня! — предложила Лена.

— И у всей эскадры!

— Я уже слова придумал, — полез в карман Саблин.

Чур, у нас будет песня из фильма «Путь к причалу»:

Если радость — на всех одна,　
На всех и беда одна.　
В море встает за волной волна,　
А за спиной — спина, —　

пропел Генка, а Вовка и тут не утерпел, чтобы не сострить:

— Это твоя-то спина? Ну-ну. А нашим гимном будет песня из фильма «Человек-амфибия»: «Эй моряк, ты слишком долго плавал, я тебя успела позабыть…»

— Это гадко, — густо покраснела Лена. — Грачев, ты же умный, как ты можешь петь такую песню?

Вовка смутился, присел на парту и, прикидываясь простачком, промямлил:

— Я что? Я ничего. Не нравится? Не надо. Придумайте сами.

А Генка, довольный посрамлением Дипломата, примирительно сказал:

— Знаешь, Ленка, и на старуху бывает проруха, как моя мама говорит.

Он повернулся к делегации четвертого класса и решительно потребовал:

— Так будет килограмм или нет?

— За всю игру, — стоял на своем Пашка. — А если хочешь за каждый спор, мы согласны по сто граммов фруктовых ирисок.

Я не мог не отметить, с каким достоинством держатся четвероклассники, и пожалел, что утром так плохо подумал об эскадре. Нет, с такими, как Рыжий, можно идти в поход. И чтобы умерить как-то Генкин пыл и аппетит, я внес предложение:

— Ириски покупать за счет того, кто подведет экипаж.

Звено сказало:

— Правильно.

А Генка остался при своем мнении.

— Тогда нам надо сменить гимн. Там поется: друг мой — третье мое плечо, будет со мной всегда.

Все весело засмеялись, а я спросил:

— Какое же вы первое дело надумали, если не военная тайна?

— Зачем тайна, — поддернул штаны Пашка. — Пусть каждый экипаж соберет сто килограммов макулатуры. А потом вы придумывайте.

— Наберем! — дружно решило звено.

На следующее утро, когда я только что вышел из сарая, где разыскивал свои прошлогодние тетради и мамины журналы, к нам во двор вбежал Генка. Я сразу заметил, что он чем-то сильно расстроен, и позвал его в дом.