Застава в степи

Дальше спорить было бесполезно, и я только заметил, что получается не очень складно: боцман будет ходить при полной форме — в мичманке и тельняшке, а командир корабля — в гимнастерке мышиного цвета и в таких же штанах.

— Насчет тельняшки будь спокоен, — подмигнул Генка. — Будешь и ты настоящим морским волком.

Он разделся, снял рубашку, и я увидел, что на Генке нет тельняшки, а есть только ее кусочек, вырезанный треугольником. Из кармана он достал второй такой же треугольник и протянул мне.

Я в два счета подшил его к своей рубашке и, немного удовлетворенный, сел за стол, раскрыл тетрадь и сказал:

— Теперь будем сочинять закон моря — Устав.

На обложке тетради печатными буквами было выведено заветное слово, которое, как нам казалось, перенесет нас, словно знаменитый старик Хоттабыч, в другой мир, полный романтики и опасностей, сделает из нас настоящих героев. Устав — это ведь вам не правила внутреннего распорядка и даже не личная книжка пионера, где все пункты написаны взрослыми. Здесь мы сами сочиним свои правила. Уж мы дадим волю фантазии!

Но как выяснилось, и очень скоро, сразу же после заголовка, вся наша фантазия провалилась в морскую пучину. И Устав получался такой же скучный, как памятка школьника.

Мы написали, что участником пионерской эскадры может быть любой ученик, успевающий по всем предметам и примерно ведущий себя в классе, на перемене, дома и принимающий активное участие в общественной жизни школы.

По нашему правилу каждый, получивший двойку или замечание в дневнике, высаживался на берег, где находился до исправления плохой оценки или поведения. Для следующего пункта я по совету Генки вырвал из собственного атласа карту Советского Союза, и на ней мы провели толстую синюю черту маршрута эскадры. Нас не смущало, что «Аврора» и другие корабли пойдут по маленьким озерам, горным речкам, через вечные льды Северного океана. По нашим подсчетам, от совхоза до Братска получилось расстояние в четыре с лишним тысячи километров, или, как говорят моряки, около 2300 миль.

— Сколько же мы будем шлепать? — озадаченно спросил Синицын. — До конца года не доберемся.

— Почему?

— Простая арифметика. Больше двадцати миль в час наши крейсеры и линкоры давать не будут.

— Но у нас эскадра необыкновенная, — напомнил я другу. — Она может идти с любой скоростью. Все будет зависеть от того, сколько хороших отметок мы получим и сколько баллов нам дадут за какое-нибудь полезное дело. Давай запишем так: каждый балл равен десяти узлам, пятерка — пятьдесят узлов вперед, двойка — двадцать узлов назад, кол — пятьдесят, каждое замечание учителя — остановка.

— Ну, тогда мы далеко не уедем, — снова вздохнул Синицын.

Я начал убеждать Генку, что все пойдет по-другому, каждый будет болеть за нашу «Аврору», не захочет ее подводить.

— Верно, — согласился Генка. — Я завтра исправлю двойку по арифметике. Давай дальше писать. Наказание мы придумали — списывать на берег, а награды или поощрения какие будут?

Сочиняя Устав, мы забыли, что завтра в школе будет обычный день и нас могут спросить, вызвать к доске. Мы не заметили, как в комнате раздались позывные спутника и Москва начала передачу последних известий.

Заразительно зевнув, Генка сказал:

— Ну, пойду посижу над задачами, а ты сам додумай.

Легко сказать: «додумай». Что я — Великий Хаммурапи, чтоб придумывать всякие законы?

Можно, конечно, отличившимся вручать ордена и медали. Не настоящие, но похожие. Можно про них писать в стенгазете. Можно, в конце концов, вывешивать их фотографии на самом видном месте. И почему это я один должен все выдумывать? А звено для чего, для мебели, как говорит мой папа? Но ведь вожатый поручил мне. Интересно, что сейчас делает Коля?

Я представил, как он сидит в своей маленькой комнатке, которую теперь мы будем называть радиорубкой — по-морскому. За окном ночь, темнота и тишина. На холодном небе лишь мерцают далекие-далекие звезды. Они, наверное, не просто мерцают, а, может быть, посылают на нашу землю тепло, как солнце. Но тепло не дошло еще до нашей планеты, потому что идти ему миллионы и миллионы лет.

И вот сидит Коля с наушниками, крутит осторожно рычажок и чутко, как разведчик, слушает небо. Это оно для меня и для Генки безмолвное, а для нашего адмирала небо и днем, и ночью наполнено тысячами звуков. Эти звуки, как люди или как машины на больших улицах снуют туда, сюда, вниз, вверх. Одни торопятся, другие не спешат, у одних голос грубый, у других — тоненький. Каждый из них подает свой сигнал, и поэтому у них не бывает аварий. И где-то среди этих радиоволн пробивается из Братска к нашему совхозу весточка одного любителя. Коля поймал ее среди тысяч других, и его смуглое чернобровое лицо из серьезного сразу сделалось веселым.

— Слышу, слышу тебя! — негромко, но восторженно кричит Попов.

Он говорит далекому городу о нашей эскадре, о походе, который мы начнем завтра. Еще Коля говорит, что мы настоящие моряки и все равно доберемся до величайшей гидростанции.