Заставлю тебя полюбить

— Это моя сестра Карина с мужем, — пояснил Давид.

— Не родная, — уточнила я.

— Я жил с ними много лет. Эта семья многое для меня значит, Жасмин. Спрячь иголки, — приказал Давид.

Это его семья. Он за нее горой.

Я притихла, чувствуя себя в окружении стаи львов. Здесь никто не встанет на мою сторону — это я должна склонить голову и перейти в их семью.

Последней надеждой для меня был Эмин, но то было в Волгограде.

Мы остановились перед высокими черными воротами. Они автоматические распахнулись, открывая обзор на большую зеленую территорию и высокий особняк. Давид заехал внутрь и встал максимально близко ко входу.

Здесь было красиво. В больших панорамных окнах чувствовалось могущество и запреты.

Прямо золотая клетка. Настоящая крепость, откуда матери с двумя детьми ни за что не выбраться.

— Эльдар сказал, что мы будем жить здесь. Как долго? И зачем?

— Только первое время. Отец хочет быть уверенным, что дети в безопасности. Здесь круглосуточно будут находиться врачи, няня и вся квалифицированная помощь, которая может понадобиться.

Я недоверчиво посмотрела на особняк.

— Жасмин, успокойся, — предупредил Давид, повернувшись ко мне, — тебе здесь понравится. Никто тебя не обидит, запомни.

Эльдар уже сделал это.

И ультиматум Давида.

Больше, действительно, некому.

Словно прочитав мои мысли, Давид тяжело вздохнул. Я не смотрела на него, но чувствовала, что мужчина злится. За мое молчание и нелюбовь.

Давид вышел из машины и открыл заднюю дверь. Он осторожно отстегнул ремни, взял люльку с дочерью в руки и понес ее в дом. Я повернулась к сыну, но взять его не успела — брат Давида уже все сделал и собирался взять Эмиля на руки.

— Я сама!

— Кресло тяжелое. Я помогу.

Рустам вопросительно посмотрел на меня, словно спрашивал — можно или нет. Я кивнула, взволнованно кусая губы. Чего скрывать, я не доверяла им. Никому. Разве что чуть-чуть Давиду, потому что ближе него у меня здесь никого не было.

Внутри особняк был огромным и величественным. Я остановилась посередине холла — большого, пустующего, и не понимала, куда мне идти дальше. Все куда-то внезапно подевались.

Позже появился Давид, он подхватил меня за руку и подвел к лестнице. Она была длинная, мы поднялись на второй этаж. Здесь пространства было не так много — только продолговатые коридоры и встречающиеся изящные, но прочные двери.

— Проходи направо. Наша спальня самая дальняя.

Пока я неуверенно шла в том направлении, куда меня отправили, Давид успел спуститься вниз несколько раз и перенести все мои и детские сумки в будущую комнату.

К слову, она была больших размеров, и высокие потолки не внушали уюта. Мне нужно было куда меньше, даже учитывая двух детей.

Или мы будем жить вместе?

— Кто здесь жил раньше? Почему здесь столько дверей? — осторожно спросила я.

Я прошла к одной из дверей и распахнула ее. За ней таилась ванная комната, отделанная в темных тонах. Я почти что с удовольствием посмотрела на широкую ванну — мне сразу захотелось снять с себя напряжение и отмокнуть в ней.

— Отец построил дом не так давно, поэтому они ничьи. Но здесь жил я, когда приезжал погостить к родителям, а в другой комнате жили Рустам с женой. Они здесь частые гости. Раньше комнаты были раздельными, отец потрудился к твоему приезду.

Я подошла к другой двери — там гардеробная. Никогда бы не подумала, что буду жить здесь. Моя судьба… она не должна была стать связанной с этой семьей.

Не должна была.

Я повернулась к Давиду.

— Ну, а та комната для тебя? Так?

— Нет. Для детей и няни.

Я вспыхнула.

— Ты выходишь за меня замуж. У нас дети. Я не вижу здесь ничего, что могло тебя смутить, — заявил Давид.

Я отвернулась и перевела тему на более волнующую меня:

— Какое имя ты дал нашей дочери?

Давид улыбнулся краем губ, заставив меня изрядно понервничать.

— Ясмин. В переводе оно означает — «цветок жасмина».

— Красивое…

— Нравится?

Давид подошел ближе, склонился надо мной и посмотрел в упор в мои глаза. Его такие темные — одному Богу было известно, о чем он думает.

— Нравится. У него тоже есть интерпретация на итальянском?

— Не совсем. Но есть приближенное к Эмилю. Если будет нужно, она будет зваться по брату.

Тяжело.

Горько.

Неожиданно.

Давид ждал от меня смирения, но его не было.

— Это лучше, чем если бы ты назвал ее Жасмин, — сказала я искренне.

— Я решил, что это имя принадлежит тебе.

Я осторожно выдохнула, опустив взгляд на его грудь. Она наверняка горячая, раньше я прикасалась к ней в порыве страсти, а теперь боялась.

Боялась стать женой жестокого человека.

И ночей с ним до дрожи боялась. Взгляд Давида — голодный, жадный, ревнивый — обещал бессонные ночи.

— Жасмин.

— Да?

Я подняла глаза, шумно сглатывая.

— Если ты когда-нибудь захочешь рассказать о той Кристине, я выслушаю.

Я отшатнулась от Давида, распахнув глаза.

Ни за что.

Не будет той истории. Давид никогда не узнает о ней. О Новосибирске. О моих родителях.

Это останется моей тайной.

— Нет. Мне нечего тебе рассказать.

Давид кивнул, пристально посмотрев мне в глаза. Ощущение, будто он знает больше, чем должен, не покидало меня.

Но это невозможно. Если я буду молчать, Давид ничего не вспомнит и ничего не узнает.