Заставлю тебя полюбить (СИ)

— Вы сейчас на меня не обижайтесь, Пелагея Ивановна, но, боюсь, описанный вами сценарий невозможен. Статус моего супруга предполагает определенную ответственность, первая любовь — это, конечно, чудесно, но не стоит забывать о положении в обществе.

— Ты это к чему? — перестав улыбаться, Стася вперилась взглядом в жену Ракитина.

— Генеральские сыновья на простолюдинках не женятся, а теперь прошу меня простить, но я обещала перезвонить родителям.

Саша едва сдержал смешок, отчетливо осознавая, насколько недооценил свою жену. Нет, она не маленькая беззащитная девочка.

Мила, уже успевшая встать, но не успевшая уйти, не замечала того обожания, что сейчас читалось во взгляде Саши.

Ракитин поднялся следом, перекрыв таким образом жене путь.

— Думаю, на этом мы закончим этот цирк, — твердо проговорил мужчина.

В нем больше не было той наигранной доброжелательности. Его голос сквозил угрозой.

— Сань, — начал было хозяин дома, явно смекнув, что надвигается буря.

— Я относился к вашей семье с уважением только потому, что мой отец хорошо к вам относится. Очевидно, добро вы помните плохо. Я, по-вашему, идиот?

Мила застыла рядом с мужем, а Саша взял ее руку, на всякий случай, мало ли, она у него все же сама непредсказуемость.

— Теперь ты, — он обратился к Алине, — я, кажется, доступно все объяснил? Не понимать по-хорошему, я так понимаю, у вас семейное? — Саша бросил взгляд на притихшую Пелагею, наверняка науськавшую собственных дочь и мужа.

— Сань, ну мы же… — снова попытался Константин Львович.

— Вы не знаете, что такое быть благодарными. Университет говорите, — суровый взгляд переместился на Алинку. — Я прекрасно знаю, что поступила ты только лишь потому, что мой отец позвонил кому надо, но видно, за место ты не держишься. Так вот, сессию ты не пройдешь, это я тебе обещаю.

Все сидящие за столом молча моргали, глядя на Ракитиных.

— Теперь, что касается тебя, — он обратился к Стасе. — Я был о тебе лучшего мнения. Скажи мне, на кой черт ты приехала? Что за тупая бабская попытка вывести на эмоции мою жену? Это унизительно, думаю, для всех очевидно, что ничего общего между вами нет.

— Сань, да … — третья попытка.

— И плату по кредиту придется выплатить в срок, — Саша вновь обратился к Константину Львовичу.

Раз люди не ценят сделанного для них добра, то и добра этого больше не будет.

Договорив, Саша развернулся и потянул теперь уже растерянную Милу за собой, понимая, что сейчас его жена — бомба замедленного действия.

28. Наша (не)реальность

Он бы радовал ее как умел, а еще бы целовал, она бы стала для него всем.

Почему «бы»? Она уже для него воздух.

Который битым стеклом оседает в легких.

Мила шла за мужем и не понимала, какого черта она вообще в уме его так назвала. Какой он муж? Оглушающая правда затопила ее тело, заставляя мелкие царапины в душе неприятно щипать. Да, она прекрасно понимала, что не было у нее ничего из того, о чем говорили за столом. Не было романтики, не было такой любви и нет. По крайней мере, Ракитин явно не испытывает и не испытывал к ней и сотой доли того, что испытывал к Стасе. Так бывает.

Это Мила любила Сашу, как только увидела, так и полюбила, и с тех пор что бы она не предпринимала, эта любовь тлела в душе, а сейчас распалилась, превратившись в настоящий костер из безответных и больных чувств к нему. Тех, что она не должна была чувствовать по отношению к нему по одной простой причине — она не его любимая, а игра в одни ворота это не по-Багировски.

Нельзя заставить полюбить.

Нельзя стать для человека всем, нельзя вдруг чувствовать к кому-то высокие чувства, если, по сути, у тебя к нему только физическое влечение.

Нельзя заставить полюбить.

Но можно научить ненавидеть. За все страдания, боль, отчаяние.

Мила растирала бегущие по щекам слезы и глушила в себе рыдания. Когда они наконец-то дошли до их халабуды, Саша прижал безвольное девичье тело к себе и утробно прошептал.

— Ты для меня все, просто все.

На что Мила впервые за вечер искренне рассмеялась, да так сильно, что с ней случилась по меньшей мере истерика. Она оттолкнула от себя Ракитина и посмотрела на него с примесью отвращения. Ее взгляд, ленивый и такой чужой, впервые рассматривал Сашу не с удовольствием, которое она себе запрещала, а со жгучей злобой, что граничила с ненавистью.

Под глазами пролегли тени. Это было начало конца.

— Все, говоришь? А что ж ты не делал всего того, что делал для нее? Раз я такое все? — ее голос даже не дрогнул, потому что Мила запретила себе слабость. Она стояла и умирала внутри, но внешне представляла собой скалу.

Плевать, что глаза выдавали ее с потрохами. Но в этом она пока не преуспела, скрывать свои чувства так досконально она пока не могла.

— Мил…