Давид кивнул, и за Романом захлопнулась дверь. Я осталась наедине со зверем, и все пространство комнаты неожиданно сузилось до микрочастиц.
Мы были так близко… что стало не по себе.
— Какой твой личный мотив? Хочу знать.
Давид тяжело выговаривал слова. С трудом — с непосильным, разрывающим на части трудом. Его буквально штормило.
И я поняла: Давид обо всем догадался, поэтому его так трясло.
— Это он научил тебя стрелять?
— Да.
— Борьба — тоже он?
— У меня была учитель-женщина.
Я прикусила язык: в моих словах было четко слышно разочарование.
Боже.
Давид тяжело вздохнул. Это было дыхание смерти. Моей смерти.
— Ты спала со мной, чтобы…
— Чтобы
Господи.
Давид склонился надо мной, уперев кулаки в выкрашенный стол. Он стал задыхаться и расстегнул несколько пуговиц на рубашке. Стало легче… Давид смог сделать глубокий вдох.
— Ты его любишь?
— Да.
— Так, что отдала мне свою невинность?
— Да.
— И готова была прыгать в мою постель еще много раз…
— Я любила его!
Давид мог убить меня одним махом.
И причин у него — предостаточно.
За то, что спала с ним ради другого мужчины.
За то, что посмела улыбаться ему, а любить другого.
Давид ведь думал, что он мой первый во всем — в постели, в чувствах, в опеке. Безумец!
— Я ведь человек, Жасмин…
Но голос твой — совсем не человеческий.
Я и за век не забуду, как ты смеялся надо мной в ту ночь пять лет назад… перед тем, как жестоко поквитаться с моей семьей.
— Разве? — я горько усмехнулась.
У нас могла быть другая жизнь — без мести, без слез. И Давиду не пришлось бы выбирать, что делать с той, что без раздумий пустила в него пулю.
Давид нависал надо мной, тяжело дыша. Пугая меня до дрожи. Обстановка в моей «тюремной комнате» была столь напряженной, что будь в комнате хрусталь, он бы непременно разбился.
Мне стало страшно.
— Я мог догадаться. У меня на такие вещи чуйка, — Давид скривил губы.
Я отвела взгляд нарочито равнодушно, а у самой внутри все от тревоги билось.
Любовь к другому — это неприятно.
Давид уже обжигался, поняла я.
— Я его убью, — он помрачнел.
Я вскрикнула: стол, за которым я сидела, перевернулся и с диким грохотом шарахнулся об стену.
Так, что пол под ногами пошатнулся.
И сердце затрепыхалось в груди от смутного ощущения опасности.
Я боялась, что дом не выдержит агрессии Давида.
И немного я боялась его. Я знала, что он не убьет меня — точно не сейчас. Знала, что не изнасилует, но Давид мог взять меня грубо.
Когда Давид повернулся ко мне, у меня подкосились ноги. Я упала на кровать, одиноко стоящую в углу.
— Ты даже не представляешь, что я хочу с тобой сделать, Жасмин.
Представляла. И в какой позе — тоже представляла.
В Давида вселился дьявол: взгляд его потемнел, костяшки кулаков побелели. И грудь… грудь его вздымалась так, что я была уверена: он разберет этот дом по щепкам, и на меня силы останутся.
— Пожалуйста, не сейчас.
Я покачала головой: только не после моего признания в любви к другому.
Давид ведь не любил меня, как свою девочку. В его крови взыграло чувство собственности, и это его зацепило.
Давиду и любовь моя, может быть, не нужна, но он так сильно ненавидит Монарха, что готов убить его. У них и раньше были междоусобицы, а теперь между ними я.
Я — толчок к новой войне.
К кровопролитной битве с давним врагом.
— Значит, трахаешься со мной, а любишь другого?
Я встретила бешеный взгляд и поежилась: Давид собирается овладеть мной сейчас, чтобы показать, кому принадлежит это тело. Не сердце, но хотя бы тело.
Вены на его лбу вздулись, а рот был широко открыт — он тяжело, прерывисто дышал. Конечно, его никогда не предавали так сильно.
Я закрыла лицо руками, сердце билось бешено… мой ад только начинался.
Глава 5
— Из всех моих врагов ты выбрала самого заклятого, Жасмин.
— Я не выбирала, он сам меня нашел.
Я оправдывалась, будто это могло спасти меня от гнева Давида.
— Он назвался Монархом… Я просто влюбилась. Понимаешь?
Давид не понимал.
А я забыла, что тема любви между нами была под запретом.
Но я вновь напомнила Давиду о своем выборе.
О выборе в пользу его врага.
— Умоляю, — простонала я, — хватит мучить меня. Либо убей, либо отпусти!
Давид надвигался на меня как буря надвигается на город. Широкие плечи, часто вздымающаяся грудь и звериный оскал — не внушали доверия.
Я бросила взгляд в сторону и увидела, что дверь была не заперта. Я вскочила с кровати и из последних сил ринулась к двери, но Давид был сильнее, быстрее и выносливее меня.
Он настиг меня у двери.
Быстро, молниеносно. Без шанса на спасение.
Я дернула ручку, и там меня ожидало поражение — сквозь охрану мне не пробраться, даже если уложу Давида.
— Куда собралась?
Я охнула от той силы, с которой он приложил меня к стене. Давид навалился на меня всем своим весом, прижимая к стене.
И захлопнул дверь.
Также безжалостно, как застегивал наручники вчера на моих запястьях.
— Убей или отпусти! — процедила сквозь зубы, — нас ничего с тобой не связывает. Ничего, кроме ненависти!
Сердце затрепыхалось в груди — оно забилось так сильно, аж до боли, когда Давид замахнулся.