Заставлю вспомнить Русь...

Не дожидаясь, когда Любен покинет Младана, Фулнер стал быстро спускаться по стене. Давно общаясь с русичами, он неплохо знал их язык, поэтому мог легко понимать и речь болгар. Не разбираясь во всех оттенках разговора кмета с воеводой, он тем не менее отлично понял его смысл. Этого было вполне достаточно, чтобы заставить Фулнера немедленно и решительно действовать.

Очутившись на земле, викинг с кинжалом в руке прошмыгнул к окну своей комнаты, заглянул в неё. Комната была пуста, если не считать неподвижно лежавшего на лавке раненого русича. Стоявшая у двери свеча ярко освещала противоположную окну сторону комнаты, оставляя в полумраке окно, через которое Фулнеру нужно было попасть в комнату. Оглянувшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, викинг одним махом оказался в комнате и начал торопливо облачаться в оставленные под лавкой одежду и доспехи. Полностью одевшись и поставив на прежнее место свечу, Фулнер склонился над Владимиром, всмотрелся в его лицо. Губы русича заметно порозовели, со щёк исчез мертвенный оттенок, дыхание стало глубже и ровнее.

Выходит, старый болгарский лекарь действительно неплохо знал своё дело. Нет, сотник Владимир, тебе не дано жить дальше, ибо ты уже свершил на земле всё, что было необходимо Фулнеру, и теперь стал ему опасен. Если ты за ночь победишь смерть и утром заговоришь, наружу выплывет ложь викинга, и это будет его концом. Поэтому, рус, готовься к встрече с душами своих предков — не зря ты видел их у горного источника и постоянно слышал их голоса.

Фулнер оглянулся на окно, на дверь и с силой сомкнул пальцы на шее сотника...

Когда в комнату вошёл лекарь, окно было плотно прикрыто, плащ викинга заботливо наброшен на русича. Сам Фулнер, примостившись в углу подле лавки, имел вид давно уснувшего человека. Болгарин легонько потряс его за плечо, и викинг открыл глаза.

   — Варяг, я принёс обещанный тебе настой. Выпей его, и боль вскоре отступит.

Фулнер вдохнул в себя резкий, горьковатый запах отвара, брезгливо взглянул на желтоватую, с маслянистым отливом поверхность жидкости.

   — Спасибо, старик, но мне стало намного лучше.

   — Как знаешь, — пожал плечами лекарь. — Если боль повторится, питьё будет рядом.

Поставив чашу рядом с Фулнером, болгарин подошёл к сотнику, наклонился к его изголовью. На лице лекаря попеременно мелькнули удивление и растерянность, он тихо вскрикнул и отшатнулся от русича. Повернувшись к висевшей в углу возле окна маленькой деревянной иконе, лекарь осенил себя крестным знамением.

   — Боже, неужто ты так жесток? — еле слышно прошептал он. — Ведь мне казалось, что я уже спас его.

   — Старик, что случилось? Отчего ты дрожишь? — спросил Фулнер, приближаясь к нему.

   — Варяг, недавно в этой комнате я был слишком самонадеян и непочтителен с Богом. И Небо тут же поставило меня на место, напомнив, что я всего лишь простой смертный. Твой товарищ мёртв, мне нечего здесь больше делать. Прощай.

Сгорбившись и по-старчески шаркая ногами, лекарь покинул комнату. Через несколько минут это сделал и Фулнер. Первый встреченный во дворе замка дружинник указал ему воеводский дом, где после отъезда Любена обитал Борис. Воевода встретил викинга, сидя за ломившимся от еды и питья столом, в руке у него был кубок вина. Не отвечая на вопросительный взгляд Бориса, Фулнер подошёл к столу, вырвал из руки воеводы кубок, положил в освободившуюся ладонь обрубок золотого диргема[45].

   — Воевода, вторая часть этой монеты у тебя. Поскольку моя больше, приказываю я. Но прежде ты выслушаешь то, что я расскажу...

И Фулнер посвятил Бориса в историю своих последних приключений, начиная от утреннего нападения на русского сотника и кончая последовавшей несколько минут назад его смертью.

   — Я не могу покинуть замок, поэтому к моим легионерам гонца пошлёшь ты. Гонец вручит центурионам мою часть диргема и именем спафария Василия прикажет немедленно собрать расположенные вокруг замка дозоры и секреты воедино. С восходом солнца обе центурии должны поджидать кмета Младана на дороге к Острой скале. Если его не будет, им надлежит к полудню перенести засаду на тропу, ведущую от замка к Чёрному перевалу. Пусть гонец под страхом смертной казни напомнит центурионам, что болгарский кмет нужен спафарию живым и невредимым. Выполняй, воевода...

9

Ольга хорошо знала Рогдая и не ошиблась — тот прискакал в Киев и появился перед ней в полдень следующего дня. Осунувшееся лицо, ввалившиеся глаза, серые от покрывшего их слоя пыли обычно чёрные усы — таким предстал перед Ольгой тысяцкий, от известий которого сейчас в её судьбе очень многое зависело.

   — Великая княгиня, я уже знаю, что чёрная весть с днепровского порубежья достигла тебя и Киева, — с трудом сдерживая возбуждение, начал Рогдай. — Стольный град в тревоге, градские воеводы вооружают и обучают ополченцев, смерды из окрестных селений везут в Киев припасы. Великая княгиня, я торопился, чтобы успокоить тебя и горожан — вторжения ромеев на Русскую землю не будет. Не будет, — ещё раз повторил Рогдай и для убедительности своих слов несколько раз качнул головой из стороны в сторону.