Застекленная деревня

— Платят время от времени. Но долг только растет.

— Вы говорили с Эрлом, Питер?

— С Эрлом разговаривать бесполезно.

— Очевидно, — согласился судья. — Ведь Эрл прикован к инвалидному креслу.

— Я говорил с Дрейкли, но ведь он еще даже наполовину не мужчина. Позволить мальчишке управлять фермой! Мне кажется, Эрл должен был продать ее…

— И что же тебе сказал Дрейкли?

— Что заплатит при первой возможности. Я не хочу быть суровым по отношению к ним, судья, но…

— Но ты думаешь обратиться в суд. Вот что я скажу тебе, Питер. Помню, как давным-давно Нейтан Берри оказался в такой глубокой яме, что шериф поглядывал на него через край. Ты тоже должен это помнить — это было во время депрессии. Тогда старый Сет Скотт был мужчиной, твердо стоящим на обеих ногах, а не мешком с салом, которого ноги не держат, каким он стал теперь. Вдвоем с сыном Эрлом они выдерживали бурю. Твой отец, Нейтан Берри, обратился за помощью к Сету и Эрлу Скоттам, и они спасли его шкуру, а заодно и твою. Ты бы не стоял сегодня за этим прилавком, если бы не Скотты! — Голос судьи гремел, как атакующая армия. — Даже если бы тебе пришлось помогать этим людям пять лет, Питер Берри, ты должен был бы это делать и радоваться такой возможности! А пока я сердит, Питер, скажу тебе, что думаю о твоих ценах. Я думаю, что ты грабитель с большой дороги! Пользуешься преимуществом над людьми, с которыми ты рос, и которые не могут больше ни к кому обратиться, так как вся торговля здесь в твоих руках! Конечно, ты работаешь тяжело, как и Эбенезер Скрудж.[10] Но и они тоже, только ничего за свою работу не получают, в отличие от тебя!

— Незачем так горячиться, судья, — отозвался все еще улыбающийся Берри. — Я просто задал вопрос.

— Ну так я отвечу на твой чертов вопрос! Если Скотты задолжали тебе меньше сотни долларов, ты можешь подать заявление в суд по мелким жалобам. Если их долг приближается к пятистам, можешь обратиться в обычный суд…

— Они должны мне сто девяносто один доллар и шестьдесят три цента.

— Пожалуй, — буркнул судья, — тебе лучше обратиться к дьяволу. Пошли, Джонни!

Когда Джонни догнал старика, чей затылок стал красным, как его фланелевая рубашка, он услышал, как судья проворчал:

— Ну и дрянь!

* * *

Казалось, судья стыдился своего поведения. Он бормотал, что становится капризным старым дураком, выходящим из себя по пустякам, что Питер Берри, в конце концов, действует в пределах своих прав, что бессмысленно удерживать людей на плаву, когда тонет вся местность, и что, если Джонни извинит его, он приляжет отдохнуть и обдумать свою речь.

— Конечно, — кивнул Джонни. Он наблюдал, как судья идет через перекресток своей старческой подпрыгивающей походкой, и думал о том, какую речь услышит сегодня Шинн-Корнерс.

Джонни Шинн еще несколько минут бродил по деревне своих предков с отцовской стороны. Он прошел по Фор-Корнерс-роуд мимо дома Берри с его наклонившимся крыльцом и безобразной викторианской башенкой, остановился перед ветхой ратушей с шелушащейся вывеской, обследовал заброшенную шерстяную фабрику, лишенную оконных стекол и дверей, с осевшим нижним этажом, постоял на краю рва позади фабрики, заросшего чахлыми березами, низкорослыми соснами и кустарником, а к югу захламленного консервными банками и другим мусором.

Вернувшись к перекрестку, Джонни перешел его к северному углу. Там он осмотрел старую поилку для лошадей с протекающим краном и зеленой слизью, церковь и увитый плющом и глицинией пасторский дом среди пустоши, заросшей песчаником, одуванчиками и прочими сорняками.

За домом пастора находилось кладбище, но Джонни внезапно расхотелось его исследовать. Почувствовав, что на сегодняшнее утро Шинн-Корнерс с него достаточно, он перешел дорогу к западному углу, обогнул лужайку с ее игрушечной пушкой, обшарпанным монументом и флагштоком, шагнул в ворота усадьбы судьи, добрался до шаткого крыльца и опустился в кресло-качалку.

* * *

— Луис Шинн просто негодяй, если до сих пор не смог заставить вас приехать, — сказала тетушка Фанни Эдамс. — Мне нравятся молодые люди, особенно с красивыми глазами. — Она уставилась на него сквозь очки в серебряной оправе. — Глазами цвета полированного олова. Думаю, Луису они тоже нравятся. Среди божьих созданий нет более эгоистичных, чем сварливые старики. Мой Гершом был самым большим эгоистом во всем округе Кадбери. Но у него были такие же красивые глаза. — Она вздохнула и похлопала по стулу, стоящему рядом с ней. Это был резной деревянный стул в стиле американский Виндзор,[11] способный вызвать слезы алчности в глазах охотника за антиквариатом. — Вы тоже Шинн? В Шиннах всегда было что-то бесшабашное.

— По-моему, вы чудо, — сказал Джонни. — Если бы мне хватило духу, я бы попросил вас выйти за меня замуж.

— В самом деле? — Старуха усмехнулась и снова похлопала по стулу. — Кем была ваша мать?