Застенчивость в квадрате

Разглядываю его слегка ссутулившуюся спину и озабоченно хмурюсь. Вчера вечером у него было такое отличное настроение – во всяком случае, мне так казалось, но теперь я уже сомневаюсь. Могла ли я так сильно забыться в собственных волшебных ощущениях, что просто перенесла свое настроение на него и даже не заметила, как ему на самом деле плохо? Вот только… это не так. Он был счастлив. И четко сказал мне об этом.

Когда проводишь с кем-то ночь, утром ты уже видишь его немножко по-другому. Проснуться вместе – новый уровень близости. И я думала, что у нас так же, но что, если он передумал, и сейчас размышляет обо мне? О нас? Если поехать в путешествие с кем-то, с кем уже не так и хочешь быть в отношениях – тут любой побледнеет.

Его молчание я компенсирую слишком активно, болтая в несколько раз больше.

– Немножко жаль, что пересадка в Чикаго всего час, никакого пространства для маневра. А можно было бы пойти осмотреть достопримечательности. Что в Чикаго есть интересного? Кажется, у них там какое-то важное бейсбольное поле, если ты любишь бейсбол. Музеи какие-нибудь. Пицца по-чикагски. Может, в аэропорту тоже такую готовят. – Мы уже пробираемся сквозь группы людей в переполненном аэропорту.

– Тут яблоку негде упасть, – скрипит зубами он, как можно дальше отклоняясь, вжимаясь в край ведущего вверх эскалатора. И все равно какой-то пассажир задевает его сумкой.

– Извините, – бросает мужчина.

Уэсли одаривает его то ли улыбкой, то ли гримасой, а потом смотрит прямо перед собой с таким видом, будто его на гильотину ведут.

– Не хочешь купить чего-нибудь вкусненького в самолет? Кажется, в зоне посадки был «Синнабон».

Он только коротко качает головой. Мимо нас по эскалатору цепочкой тянутся люди, и он отгораживает меня от них рукой.

– А как насчет почитать?

Еще один отрицательный жест.

– Уэсли. – Мы сходим с эскалатора, направляясь к зоне контроля. – Ты уверен, что все в порядке?

– Кажется, мне нехорошо из-за тех блинчиков.

– О, нет… – Глажу его по спине. – Тут наверняка есть аптека, я схожу.

– Нет, я в норме.

– Уверен?

Кивок выходит какой-то дерганый.

– Точно уверен? Выглядишь слегка зеленоватым.

Он как-то хаотично похлопывает мне по голове.

– Ш-ш-ш. Не беспокойся.

Какая же я идиотка. Стукаю себя по лбу.

– Это все люди, а не блинчики! Тебе плохо из-за количества людей!

Если Уэсли ссутулится еще больше, то просто перевернется.

– Тише, – снова шикает он, беспорядочно озираясь. – Они тебя услышат. – Мы уже на контроле, снимаем ботинки.

– Я не дам никому заговорить с тобой, – клятвенно обещаю я. – Не то чтобы кто-то вдруг захотел. Мне кажется, все занимаются своими делами.

Какая-то женщина в очереди улыбается нам.

– Доброе утро. Или день, наверное. Почти! – Она смотрит на часы. – Я лечу в Майами. А вы, ребята? Летите вместе?

Вместо лица у Уэсли застывшая маска. А я уже и забыла о таком его альтер-эго: том, кто замыкается среди чужих, у кого в таких ситуациях параметр по умолчанию – сердитый взгляд. Теперь я вижу, что это защитная реакция, чтобы другие сочли его грубым и не подходили ближе. То, что он показывает всем – ложь, и это очень печально. Они и не знают, что теряют.

– Мы летим в Шотландию! – восклицаю я.

– Как весело! А что за повод?

Уэсли ощетинивается.

«Не беспокойся, я не скажу ничего важного для тебя», – думаю я и очень хочу, чтобы он услышал.

– Просто хотим проверить, такая ли она зеленая, как на фотографиях, – беззаботно отвечаю я. Уэсли немного расслабляется, но не до конца.

Обмениваюсь еще несколькими репликами с женщиной, пока не подходит ее очередь.

– Что ж, уверена, люди в Чикаго будут не такими дружелюбными, как в Ноксвилле, – шепчу я Уэсли.

Он забывает снять пояс, проходя через металлодетектор, и теперь нервно возится с пряжкой.

– Ты как, парень, в норме? – шутит сотрудник службы безопасности. В его вопросе никакого подтекста, все вполне непринужденно, но я вижу, как уши Уэсли розовеют, и сердце екает.

– Уже скоро мы окажемся у Лох-Несса и сможем обходить всех за километр, – обещаю ему я, когда мы наконец оба проходим досмотр. – Только ты, я и чудовища.

Идем к самолету, из ручной клади у нас одна сумка. Внутри – его альбом для рисования, а для меня игра в слова, где нужно составить список, а потом вписать их в заготовленный текст, и получится смешной рассказ. Мне очень неловко без конца спрашивать, в порядке ли он, потому что, кажется, так я делаю только хуже, но не могу себя сдержать:

– Ты все еще хочешь лететь?

– Я в порядке. – Он переплетает наши пальцы.

Но только мы оказываемся в самолете, как он застывает. Прямо посередине прохода.

– Что не так? – Я выглядываю из-за его плеча, но он не отвечает, уставившись на крошечные сиденья.

– Места недостаточно.

Точно. Маленьким его не назовешь, и пространство для ног вскоре станет только воспоминанием.

– Ты можешь сесть как удобно, мне места хватит, – заверяю я. – Я не против. И подлокотник мой тоже можешь занять.

Мы садимся. Он закрывает глаза и глубоко вздыхает.