Бумаги с гербовой печатью находились у него в конторе. Куда он ехать отказался наотрез, ответив мне одновременно в мягкой, но вместе с этим непреклонной форме. И глядя на только что сваренный говяжий язык, соленья, графин с водкой на столе и молодую домохозяйку из простолюдинок, явно не подходящую на роль законной супруги, я понимал причину такой твердости.
Надавить силой или принудить Куропаткина к работе в нерабочее время я не мог. Он коллежский асессор, я всего лишь прапорщик. Табель о рангах, такая бессердечная сука, вновь оказался не на моей стороне. Будь на мне черный конвойный мундир, может, еще бы удалось уболтать Петра Филатовича. Или даже припугнуть. Так пришлось прибегать к самому старому и известному на весь мир средству. Подкупу.
Увидев стопку денег Куропаткин значительно оживился, мигом забыв о приятной во всех отношениях девушке. Мне даже неудобно стало. Как говорится: сам не «ам» и другим не дам.
— Сию минуту, Николай Федорович. Только пальто захвачу. Аннушка, накрой пока все. Я через час буду.
Куропаткин, с невероятной скоростью для своего толстенького тела на коротких ножках, стал носиться по квартире, заодно прихватывая ключи, головной убор и трость.
— Вы помните, как меня зовут? — спросил я, когда мы оказались уже на улице.
— Конечно, Николай Федорович. Я помню всех своих клиентов. Но не всем позволяю отвлекать себя в нерабочее время.
— Только самым щедрым, — улыбнулся я.
— И самым умным, — ответил он.
Внешне Куропаткин мне ужасно не нравился. Толстый, неприятный. Я вообще всегда не очень хорошо отношусь к людям, которые запускают себя. Ведь не так уж трудно каждое утро выделять минимум времени для поддержания тела в необходимой форме. А оно подобного обращения не прощает. И в старости даст о себе знать. В этом я всегда был уверен.
Но вот деловая хватка Куропаткина мне сильно импонировала. Человек, который четко знает, чего хочет, и не позволяет лишний раз собой помыкать — дорогого стоит. Правда, к таким тоже нетрудно подобрать ключик. Как правило, это деньги. В крайнем случае — очень много денег.
По заверениям Петра Филатовича, идти нам недалеко, поэтому отправились мы пешком. Чтобы не шествовать молча, тем самым чувствуя нарастающее напряжение, я решил завязать разговор.
— Что думаете по поводу Вашего бизнеса в свете последних событий? Никаких опасений?
— Господь с Вами, Николай Федорович, — искренне засмеялся Куропаткин. — Ко мне до следующей недели уже записи нет. Многие внезапно осознали, что у них дела не приведены в порядок. И в случае неожиданной кончины, вероятность которой сегодня значительно выросла, предстанет имущественный хаос.
— Я думал, что Император и его подданные настроены… как бы выразиться, позитивно.
— Говорить то, что не думаешь на самом деле, либо проявление хитрости, либо провокация, — усмехнулся Куропаткин, явно намекая на меня. — Вы же понимаете, что восторженные крики и возбужденные простолюдины — всего лишь верхушка айсберга. Его видно, но это еще не вся картина. Мне представляется, что нас ждет страшное противостояние. Страшное и кровопролитное. Дай Бог силы всем магам на передовой, раз уж Его Величество пошел на такой решительный шаг. Но мы должны быть готовы и к худшему.
— Не очень оптимистично.
— Все хорошо в жизни только у глупцов, Николай Федорович. У них мир довольно однобок и ограничен. Но помяните мое слово, если что-то пойдет не так, многие, в том числе патриотичные предатели, покажут себя.
— Патриотичные предатели, — усмехнулся я весьма верной формулировке. — Опасные вещи говорите, Петр Филатович.
— Я хороший юрист, Николай Федорович. И за сорок три года я научился немного разбираться в людях. Думаю, простой лицеист, который считал, что для него открыты все пути, а теперь вынужденный воевать, меня поймет.
— Несомненно, а вот новоиспеченный подпоручик Конвоя Его Императорского Величества нет.
Взгляд Куропаткина изменился в одно мгновение. Я даже улыбнулся, довольный эффектом. — Вчера назначили. Но не беспокойтесь, я ничего никому не скажу. Могу лишь дать совет, Петр Филатович. Если, конечно, Вы примете его от такого молодого человека.
— Возраст — не является неотделимым признаком ума, — торопливо ответил Куропаткин, пытаясь справиться с эмоциями. — Бывают и умные юнцы, и глупые старцы.
— Держите Ваше мнение при себе. Времена нынче неспокойные. И как бы Вы ни разбирались в людях, многие из них могут удивить. В том числе неприятно. Итак, это и есть ваша контора?
— Да, да, это она. Сейчас открою.
Не знаю, как у Куропаткина получилось так управлять временем, но провозились мы действительно около часа. Сказывался, наверное, богатый опыт.
Нотариус составил завещание, дарственную и бумагу на предъявителя (про это уже подсказал сам Куропаткин), долго перепроверяя каждую запятую.
— Вы запомнили порядок действий? — спросил я.
— Да, Николай Федорович, конечно, — даже несколько обиделся нотариус.
— И сделаете все, как я просил, что бы со мной ни произошло и кем бы меня ни выставили?
— Все так. Буду надеяться, что понадобится только дарственная.