Но я уже сам привлек ее, исправляя допущенную ошибку. В чем-то она была права. Говорить — самое худшее, что у меня получалось.
Второй поцелуй вышел совсем другим. Горячим, как стекающая по подножию вулкана лава. Будоражащим, как ледяной ветер на вершине Эвереста. Я отодвинул шторку, которая заменяла подобие двери, и увлек девушку за собой. И в этот миг перестали существовать два Пути Идущих к просветлению. Именно в этот момент создалось нечто новое и необъяснимое.
Глава 16
На острове мне по утрам частенько не хотелось вставать. Сначала меня искренне утомляло единообразие занятий и отсутствие какого-либо результата. Следом их сменила нечеловеческая боль, которая даже не думала затихать. После того, как Сирдар проходил палкой по телу, порой и глаза больно было открывать.
Теперь… теперь вместо всего этого пришло нежелание разрушить нечто иллюзорное, так трудно создаваемое. Мифическую проекцию чего-то совершенного, на какой-то момент возникшую в реальности. Я смотрел на переплетение наших тел, ласкал взглядом изгиб бедер моей спутницы, не мог надышаться ароматом ее кожи и волос. И одновременно с тем понимал, что между нами что-то большее, чем физическое влечение и всплеск гормонов.
А еще я весьма четко осознавал, что вечно подобное продолжаться не может. Даже в мире, где время — пространственная величина, счастье не бывает бесконечным. Как бы мы этого ни хотели.
Изольда отреагировала на мое движение, медленно открыла глаза и улыбнулась, проведя пальцем по моей щеке. Я улыбнулся в ответ.
— Волнуешься, Шаби? — спросила она.
— Нет, Шаби, — передразнил я ее. — Ну, возможно, только немного. Сегодня важный день.
— Если вдуматься, то каждый день по-своему важен. Просто мы этого порой не замечаем.
— Жалко, у тебя телефона с интернетом нет. Эта цитата набрала бы много лайков.
— Чего нет? — снова улыбнулась девушка.
— Не бери в голову. Это так, фантомные боли по цивилизации. Пойдем?
Мы оделись и вышли вместе. Не таясь и даже особо не стесняясь. Хотя, было кого.
Я понимал, что своим дерзким поведением снискал себе на острове славу местечковой рок-звезды. Поэтому возле моего дома собралась небольшая толпа Шаби. Лучшее, что можно было сделать — проигнорировать их.
Подле котла с каким-то варевом, отдаленно похожим на жидкую кашу и разбавленную похлебку, дежурил тип в дорогом костюме. И вид у него был более недовольным, чем обычно. Только спустя какое-то время, изредка посматривая на Шаби в нагруднике, который сидел, уставившись в даль, я понял причину недовольства. В нашей компании прибавилось Шаби, отошедших от бытовых дел.
Ели мы молча, медленно, обжигаясь горячей кашей. Самое смешное, что я мог бы остудить еду без всяких усилий, лишь бросив один взгляд в Поток. Но именно процесс поедания жидкой, только что сваренной каши, когда дуешь на ложку и обжигаешь рот, давал какой-то странный, сродни с мазохизмом, кайф.
Сейчас я понял, что мне нравится быть человеком. Несовершенным, обуреваемым эмоциями и порой ошибающимся. Я шел по Пути, но мне не нужна была конечная точка. Я не хотел стать мудрым и совершенным созданием. Только желал научиться определенным техникам, ни больше, ни меньше.
И это осознание поистине меня напугало. Что может противопоставить Шаби, максимально прибитый к земле, мудрому Идущему по Пути, замершему в шаге от прохождения Лабиринта? Есть ли вообще смысл в этом?
Наверное, будь на моем месте кто-нибудь другой, он бы серьезно засомневался. Может даже отступил бы. Но баран с футбольным характером Николай Куликов пер напролом, в том числе когда шансов на успех было не особо много.
Играть до конца! Пока не прозвучит трель свистка! Пока судья не покажет на центр. Пока ноги держат. Подниматься, если собьют. Бороться и не сдаваться!
— Пора, — сказал я, отодвигая миску.
Сирдар не стал спорить. Встал и пошел к центру острова. Я, а за мной и остальные Шаби, зашагали следом. Так мы и пришли к расчищенной площадке, двигаясь цепочкой, как вереница пытающихся поспеть за матерью утят.
Место я знал. Именно в этом доме я впервые очнулся, когда попал на остров. Но свободной площадки тут раньше точно не было. За одну ночь пространство между домами избавили от высокой травы и будто бы даже утоптали. Я вошел в Поток и увидел еле различимые следы изменения его линий-волн.
Сирдар сел по-турецки на краю этой площадки и повелительно посмотрел на меня. Я плюхнулся рядом. Затем наставник шикнул на замерших Шаби, и те рассыпались прочь, включая Изольду.
И мы стали ждать.
Былой Николай Куликов извелся бы от нетерпения даже через двадцать минут. У него бы сначала затекла спина, потом зачесался нос, вспотели подмышки. Шаби, который метил в Сирдары, с интересом разглядывал Поток и понимал, что способен просидеть столько, сколько нужно.
Но вместе с тем меня не покидало чувство времени. Когда на площадке появилось четверо Сирдаров, я мог с уверенностью сказать, что прошло два часа тридцать четыре минуты и три секунды.