Застой. Перестройка. Отстой

– Значит, ты идешь против природы, ведь ты же сейчас изменяешь своей жене… Отдыхаешь без нее – в женском обществе.

– Нет, я ей не изменяю. Хотя мог, наверное, изменить. И это плохо. Это мне совсем не нравится. Если можно, я, пожалуй, поеду…

– Да ладно тебе, Женек, не кипятись, – стал меня успокаивать Виталий. – Левак укрепляет брак. Эта Оля тебе понравится, очень сексапильная девушка…

– Это исключено. И брак лучше укреплять как-то по-другому. Знаешь, есть такая известная еврейская максима «Да пусть рухнет сам Иерусалим, лишь бы Хаечка моя была жива!» Это очень честная максима. И, как выясняется, всеобъемлющая. Что есть еще в этом мире, кроме детей, жены, матери, отца, дядюшек, тетушек, других ближайших родственников? Ничего. Все остальное – иллюзии.

– А я все-таки верю в дружбу. Я, например, считаю, что ты мой друг.

– И ты мой друг, конечно. Вообще, любые обобщения, как правило, излишни. Ты мне лучше вот что скажи: ты пишешь роман или нет? Мне Наташа сказала, что пишешь.

– Да так, кропаю понемножку. Это, видимо, форма невроза. Ты знаешь, я недавно читал журнал «Вопросы психологии». Там напечатана любопытная аналитическая статья «Проблемы психо-физических недостатков и творчества». Интереснейшая статейка. Совершенно ясно, что болезнь – двигатель творчества. Вот, видимо, я болею.

– Тут я бы с тобой спорить не стал. Мне кажется, творчество – это вид психотерапии. Мы как бы выговариваемся, облегчаем свою душу.

– Да, писатель – сам себе психотерапевт и священник.

***

…Новую трудовую неделю обитатели комнаты номер 10 начали с главного дела для всех научных сотрудников музея – с написания план-карт. По вторникам их нужно было сдавать начальнику отдела научной пропаганды Ольге Папиной, которая их, наверное, никогда не читала, просто ставила на них свою подпись – для галочки, для отчета в свою очередь перед еще более высоким начальством, а именно перед заместителем директора по науке Людмилой Петровной (Людочкой) Стаевой и перед Галиной Ивановной.

Сотрудники долго и упорно бились над составлением этого ответственного документа. Я то и дело задавал вопросы своему старшему товарищу Шульцу:

– Ты помнишь, что мы делали на прошлой неделе?

– Ничего мы не делали, будто сам не знаешь, но напиши так: «Изучал материалы о великом пролетарском писателе Беднякове. Совершенствовал экскурсию по музею».

– Сколько же можно ее совершенствовать? И так каждый день говорим одно и то же!

– Все равно пиши! – отвечал невозмутимый Шульц. – Repeticium est mater studiorum! И не пиши просто: мол, провел столько-то экскурсий, прочитал столько-то лекций. Опиши красиво, как рассказывал – глубоко и вдохновенно! – про кормильца, а если лекцию читал, то поведай, как тебя встречали, и учти: побольше лирики, то есть воды. Наши бабенки-руководительницы дюже стихи уважают! И бери пример с более опытных товарищей. Наталья Семеновна, например, сообщает всегда следующее: «Я приехала в ПТУ читать лекцию, мне очень обрадовались, приглашали выступать еще, в конце лекции мне аплодировали». Не забудь раскрасить план-карту цветными карандашами! И главное – сдать ее вовремя!

Шульц знал, что говорил. Его за подобные документы всегда на планерках хвалили.

Часа через два приятели составили прекрасные, красивые план-карты. И заскучали. Делать было нечего. Группы экскурсантов что-то не появлялись – в музей вообще народу ходило мало.

Я купил кефирку, Леня принял свои регулярные сто пятьдесят коньячку, а Наталья Семеновна прочитала все газеты.

Как ни странно, музей умудрялся выполнять план, но жил в основном за счет государственных дотаций, зарабатывая в год пятнадцать тысяч рублей, а проедая в два раза больше.

Надо было что-то делать. Мы – Шульц, Ерошкин, Дубова и я – сидели и думали, что бы такое сотворить. Придумали. Ленька пошел курить. Дубова стала томно и интригующе звонить мужикам, Шульц решил еще немного поработать над очередной планкартой. Я попробовал отпечатать на машинке давным-давно написанную статейку о кормильце, о том, какой он талантливый, правильный писатель и преданный идее социалистического реализма.

В этот момент с третьего этажа, точно с высоких непролазных гор, спустилась многоопытная сотрудница отдела фондов Женя Чернявская, известная под прозвищем «Сионистская пропаганда».

Женя завела свою старую песню:

– Вы знаете, что Ерошкин – со сдвигом? Это же видно невооруженным глазом. А лекции вы его слышали? Это ужасно. Его можно выпускать только на пятиклассников, и то – боязно.

Затем Женя переметнулась на другие темы. Она обожала, например, рассказывать о том, как дирижер Геннадий Рождественский спит и видит, что он разводится с женой, бросает детей и женится на нашей изумительной Евгении Григорьевне (которую обхватить в талии трудно даже за очень большие деньги).

Нужно сказать, что Чернявской от Ерошкина тоже всегда доставалось. В сугубо мужском коллективе он безапелляционно заявлял, «что целяк Чернявской не просверлить, наверное, уже и дрелью».

Женя продолжила свои речи: