Застолье в застой

Всегда надо знать, кто что сварил и кому что скормили. Хорошие повара могут приготовить нечто съедобное даже не из первосортных продуктов, а вот плохие — перепортят самые лучшие заготовки. Мир становится все компактнее, мы учимся сами и многому научили других (работая в американском Бостоне, я иногда обедал в тамошнем уютном ресторанчике «Санкт-Петербург», где местные повара сочинили такую осетрину по-царски, которой я и дома никогда не пробовал). Сквозь все пережитые радости и трагедии, сквозь вековой опыт мы входим в эпоху специалистов, уважение к которым возрождается и (хочется верить) вытеснит из жизни хоть часть засидевшихся в ней болтунов. Деятельность преобразует жизнь и репутацию человека так же, как очаг своим теплом преобразует продукты, делая из сырья нечто съедобное, удобоваримое…

Уважение к поварам начинается именно с уважения к очагу, бывшему с древности центром жилья. Печь была местом, где готовят пищу и пекут хлеб, на печи спали, и ею лечили. Очаг был сердцем дома. Вся жизнь происходила вокруг огня, у очага — в других помещениях спали, принимали гостей, но, накрывая на стол или восставая от сна, снова возвращались в кухню. Вообще, кухни доминировали в доме, они бывали капитально разделены с жилыми помещениями, иногда кухню строили в отдельном домике во дворе (как и сейчас делают в загородных или деревенских домах так называемые летние кухни). В общем — все отсчеты начинаются от огня, в печи как бы сконцентрировалась идея дома, и человек, управлявший очагом, был — и остался — одним из главных персонажей жизни, которая изменяется не так уж быстро, как иным людям кажется.

В основе моего утреннего питания всегда были молочные блюда, и я уже много лет не могу начинать день без ложки творога или без сырников, либо — в крайнем случае — без мюсли или овсяной кашки на молоке. Утром никогда не хочется возиться у плиты, поэтому я делаю заготовки накануне. Одна из самых любимых, особенно летом, — старинное украинское блюдо, имеющее много названий. В современных поваренных книгах я встречал его под именем «мочанка».

Не мудрствуя лукаво, смешайте полкило свежего маслянистого творога (от его качества зависит очень многое — сами приготовьте творог или покупайте у проверенной молочницы) со стаканом свежей сметаны. Затем — по вкусу — возьмите перья зеленого лука и укроп, мелко их порубите, смешайте с творогом и сметаной. Варьируя количество зелени, вы с нескольких попыток сможете получить смесь, от которой потом долго еще не откажетесь по утрам.

Приятного аппетита!

Из архива автора

Период моих самых шумных застолий пришелся на то время, когда у меня и моих друзей фотоаппаратов, как правило, не было, а посторонние фотографы поблизости не бродили. Впрочем, и тогда, и в дальнейшем не было желания увековечиться со стаканом, рюмкой или чашкой в руке, поскольку я всегда был уверен, что лучше всего пьется и закусывается в обстановке интимной.

Альбомов за свою жизнь я так и не составил. Теперь, разбирая множество снимков, набитых в пакеты, коробки и папки, рассыпанных по дачным и квартирным углам, пытаюсь систематизировать застольное прошлое, отбирая только те фотографии, где я запечатлен с какими-нибудь емкостями или чем-то съедобным в руках либо на ближайшем столе. Снимки вне трапезной обстановки я откладывал в сторону, хотя и среди них есть немало забавных.

К сожалению, у меня нет ни одной фотографии, увековечившей застолья семейные, которые всегда были задушевны, умеренны и строги. В семье у нас пили немного; разве что с гостями, да еще по воскресеньям отец опрокидывал рюмку водки к обеду. Наливали из графинов, а не из казенных бутылок; перед этим мама настаивала водку на каких-то корочках, травках и еще неведомо на чем. Это было вкусно, но мне попробовать не давали до зрелых лет.

Как большинство сверстников, я впервые вкусил спиртное не то чтобы в подворотне, но и не за столом с накрахмаленной скатертью. Выпивал в основном за компанию — на праздниках, студенческих демонстрациях и по множеству случайных оказий. Пил не очень усердно, потому что занимался спортом, входил в разные сборные, а кроме того, писал стихи, и мне казалось, что нетрезвые мозги с пьяным телом не помогут в любимых мною занятиях.

Взросление шло с накапливанием жизненного опыта. Когда я стал врачом, то выяснил, что в моем окружении почти нет людей непьющих, а когда стал профессиональным писателем, то непьющих вокруг себя не помню совсем.