— Этой дорогой можете до монастыря не дойти, — предупредил Рух. — Место дурное. С нами идите, как управимся, выведем на тверской тракт.
— Точно, святые отцы, — вскинулся Федор, обрадовавшись возможной компании. — С нами лучшей, завсегда защитим!
— Благодарствуем, — склонился в неуклюжем поклоне старик. — Но уж как нибудь сами, Господь защитит. На него уповаем.
— Дело ваше, — Бучила дернул плечом. — Бог-то знаете кого бережет? То-то. Ничего дурного не видели?
— Волки выли надысь, — неуверенно высказался монах и пошамкал губами. — А так тишина и благодать, птахи поют, зайчики резвые прыгают.
— Вот и вы упрыгивайте отсюда, да порезвей, — посоветовал Рух. — Чапайте по дороге, назад не оглядывайтесь, к полудню придете в Нелюдово. Там вас приютят, накормят и обогреют.
— Спасибо, — монах ткнул верзилу локтем под дых и оба закланялись.
— Благослови, отче, — Федор скинулся с телеги и хлопнулся на колени в подсохшую грязь. — Мне без благословения никак нельзя, дело задумали богоугодное, да дюже опасное.
— Э-э, ммм, — монах на мгновенье смутился, откашлялся и осенив Федора неуклюжим крестным знамением, возвестил. — Благословляю тя, раб божий…
— Федор.
— Раб божий, Феодор. Ступай с Богом.
Федя сцапал сухонькую ладонь, звучно чмокнул и осчастливленный, запрыгнул в телегу.
— Бывайте, отцы, — отсалютовал Рух. — В Нелюдово ищите Устинью Каргашину, ух добрая баба, монахов хлебом-солью привечает всегда! Скажете — Рух Бучила послал. Со всем почтением встретит!
Сделав пакость остался доволен собой. Представил Устиньино лицо при виде монахов на пороге и сладко зажмурился. Пустячок, а приятно.
Чернецы скрылись за изгибом дороги, словно и не было их. Странные ребята, ох странные. В церковных делах Рух изрядно поднаторел. Не, не в той части, чтобы малолетнего служку за аналоем прижать, винишко для причастия пить или пожертвования присвоить. Монах попался какой-то не правильный. При благословении должен был пальцы особым манером сложить, а этот обычным двуперстием, сикось — накось перекрестил. Хотя, какое Руху до этого дело? Может дедушка еретик, или умишком тронулся на старости лет? Бог простит.
Лес по правую руку начал редеть, сосны кривились и завязались в затейливые узлы, никли к земле, недобро шелестя по ветру болезненной, пожелтевшей хвоей. Плесневелые стволы треснули и сочились мутной смолой, пахнущей кровью и тухлым яйцом. На серой земле тут и там валялись костяки мелких зверей. Сбоку дороги дыбились расплывшиеся курганы. Вот и могильник.
— А ну, Федюня, останови, — приказал Рух и спрыгнул с телеги. Языческий жальник заливала зловещая тишина. Птицы замолкли. В таком месте только мертвякам и бродить, всякая живая тварь убегает, отпугнутая древними чарами и напоенной ядом землей. Бучила проверил тесак в кожаных ножнах на левом бедре. Широкий, тяжелый, острый клинок с ухватистой березовой рукоятью. Первейшая вещь заложным головы сечь. Тесак Бучила ласково прозвал «Поповичем». Лет десять минуло с той интересной истории. Явилась убивать Руха голыдьба из Нечайкова, упились до смерти, расхорохорились, похватали вилы да топоры. За главного — Егорка Брылов, поповский сынок, с тем тесаком. Ну Рух их чуточка пугнул — бежали нечайковские охотники на упырей, аж пятки сверкали. А заводилу Бучила сцапал и трое дни у себя продержал, заставлял песни петь, богохульствовать, полы мести и нетопырье дерьмо убирать. Пальцем не тронул, ну разве навешал поджопников облагаразумительных. Потом сынка папеньке с рук на руки сдал, уж больно слезно батюшка умолял. Тесак оставил себе в память о победе, велев кузнецу пустить по лезвию узорчатую скань серебром. Не для пущей красы, а для дела — нечисть, страх потерявшую, сечь.
Сухая и ломкая трава под ногами рассыпалась в прах. Рух остановился и недоуменно хмыкнул. Гнездовина из десятка курганов оказалась раскопана. С окатанного дождями отвала щерился череп без нижней челюсти. Рядом, россыпью, старые кости, осколки керамики, позеленевшие медные побрякушки. Разрыли давно, с месяц уже, как только сошли большие снега. Причем не лопатой орудовали, судя по всем ямы нарыла огромная псина, откидывая землю назад между лап. Кое-где сохранились следы длиннющих когтей. Бучила присел и приложил руку. Ничего себе. Когтищи в пару вершков. Нешто медведь? Ага. Хреноведь. Какого лешего косолапому старые могилы копать? Чай не дурной.