Заступа

Возле иконостаса две фигуры склонились голова к голове. Бучилина армия во всей мощи своей – запуганная, истурканная напастями баба и попик с чуть наклюнувшейся бородой. Лучшая компания для крестового похода против нечисти, мать его так. Иона горячо шептал Лукерье на ухо, та послушно кивала. Увидев Руха, подняла полные муки и надежды глаза. Лукерья боялась. Все боятся, Бучила даже больше других, примерно зная, с чем придется столкнуться. От большого знания большая печаль, оттого образованные люди меньше живут.

– Воркуете, голубки?

– Побойся Бога, Заступа, – вознегодовал Иона.

– Бога бояться, с тещей в бане не мываться, – осклабился Бучила. – Ты не серчай, поп, это я ужас из себя шуткой гоню.

– Страшно тебе? – обрадовался Иона.

– А тебе разве нет?

– Меня Господь и святые оборонят.

– Ага, как черти драть тебя вздумают, вспомни о Боге, меня не зови. – Рух перевел взгляд на Лукерью. – Готова ли, душенька?

– Готова, Заступа-батюшка. – Лукерья смотрела с преданностью собаки. Покорная, это хорошо. Ну, правда, не для нее.

– Слушай внимательно, ласточка, и запоминай, повторяться некогда нам. От тебя и твоя жизнь зависит, и дите твое ненаглядное. Как скажу, принимайся молитвы читать. Грамоте обучена?

– Бог миловал, батюшка.

– Странно, если б иначе. На память много знаешь молитв?

– «Отче наш», «Символ веры», молитвы Исусу и Деве Марии, – без запинки перечислила Лукерья.

– Не густо, – расстроился Рух.

– Я могу читать, а она повторяет пускай, – всунулся Иона.

– Господи, чему вас только учат в ваших монастырях? – Бучила посмотрел на него, словно на дурачка. – Мать должна отмаливать, и боле никто, иначе дите не вернуть. Ты, Лукерья, молитвы какие знаешь читай, а меж них проси Отца Небесного спасти раба божьего Дмитрия, не торопись, не останавливайся, ни на мгновенье не умолкай. Нечистый примется тебя совращать, с толку сбивать, всячески искушать, ты не слушай, не откликайся, читай и читай. Замолкнешь – пропал Митяйка, не отдадут. Поняла?

– Поняла, батюшка.

– А мне делать чего? – заволновался Иона.

– А чего обычно ты делаешь? Ходи, пучь глаза, охай глубокомысленно. Ежели завертится, мертвым прикинься, упаси тебя Бог под ногами путаться у меня.

– Прятаться от нечисти не намерен. – Иона обиженно засопел и брякнул, красуясь перед Лукерьей: – Я воин Христов!

– Ну лады, – как-то сразу успокоился Рух. – Если явится тварь какая, глазища ей выдавливать начинай.

Он пожал плечами и ушел к дверям. Наступил неуловимый миг, когда сумерки сменяет темная ночь. Село затихло, желтую Скверню укрыли рваные облака. Рух с усилием закрыл тяжелые створки и задвинул засов. Подергал, отошел на пару шагов, смутился, вернулся и снова проверил запор. Дурацкая привычка, вроде запер, а едва отойдешь, внутри начинает грызть пакостный червячок – а вдруг не закрыл, вдруг забыл, и сейчас кто-то вонючий и злой проберется и всех тут сожрет.

Бучила встряхнулся и громко велел:

– Лукерья, начинай!

Лукерья сноровисто бухнулась на колени, перекрестилась, сильный высокий голос наполнил церковь, эхом отражаясь от стен и уплывая под купола.

     Отче наш, иже еси на небесех!
     Да святится имя Твое,
     Да приидет Царствие Твое…

Рух примостился в уголке, держа Лукерью на виду. Подгреб под задницу могильной земли, блаженно вытянул ноги и приложился к припасенному меху со сладким вином. Напившись, побулькал над ухом и остался доволен. Ночку хватит скоротать. Иона, не находя себе места, болтался по храму.

– Сядь ты, не мельтеши, – поморщился Рух. – Собьешь бабу с толку, все прахом пойдет. Уймись, винишка хлебни, полегчает.

Поп демонстративно отвернулся и ушел к аналою, поближе к Лукерье, взявшись беззвучно молиться, перебирать четки и настороженно зыркать по сторонам. «Аки пес», – усмехнулся про себя Рух.

– …спаси и помилуй раба божьего Дмитрия.

Верую во единого Бога Отца-Вседержителя, Творца неба и земли…

Тьма висела в душном церковном нутре, пропахшем старым деревом, потом и ладаном. Бучила потягивал вино, поочередно поднимая здравицы за каждого из святых, Лукерья молилась, Иона бдил. Рух, поймав настороженный взгляд монаха, сладко зевнул и приложил сложенные ладони к голове. Дескать, не мучься, поспи. Иона отрицательно потряс бородой и отвернулся. Некогда ему спать, на посту человек.

– …и паки грядущего со славою судити живым и мертвым…

Время тянулось каплями горького меда, Бучила окончательно освоился в церкви, винишко здорово помогло, он чуть захмелел, из тела ушла противная скованность. Святые уже не казались такими суровыми, посматривая даже вроде завистливо и понимающе. Ведь нормальные мужики, испоганившие себе жизнь трезвостью, воздержанием от баб и прочей мурой.