Заступа

Анисим сказал, обитателей на хуторе четверо. Сам бортник с дочкой Варварой тринадцати лет. Жена пропала в лесу больше года назад, Степан переживал, истомился весь, но потом успокоился, привел по зиме из Варанихи солдатскую вдову с малым дитем, себе жену, Вареньке мачеху. Жили тихо и скромно, сторонились людей. В Нелюдово Степана почитали за колдуна, но это уж как повелось. Для народа любой живущий на отшибе непременно чернокнижник и слуга Сатаны.

Его заметили издали. Полная невысокая женщина, копавшаяся на огороде, выпрямилась и приложила руку к глазам, закрываясь от солнца. Рядом нетерпеливо подпрыгивал мальчонка лет пяти. К гадалке не ходи, новая жена с сыном.

– Здравствуйте, люди добрые, – поприветствовал Рух.

– И ты здравствуй, путник, – Женщина напряглась ровно настолько, насколько требуется с неизвестной харей, выползшей из леса. И незаметно пихнула мальчишку коленкой под зад.

– Здрасте, – неприветливо буркнул малец и шагнул вперед, закрывая мать. Весь опасный такой, посматривающий сурово и подозрительно, вооруженный деревянным мечом, изляпанным зверски посеченной крапивой.

– Степан-бортник здесь живет? – осведомился Бучила.

– А кто спрашивает? – Женщина уперлась кулаками в бока.

– Заступа нелюдовский. Меня Анисим прислал.

– Ой-ой! – Женщина всплеснула руками. – Прости, Заступа-батюшка, не признала. Ждали, ждали тебя! Я Дарья, Степана жена, а это Филиппка, сынок, значит, мой. Прошу в избу.

– Заступа-а? – У Филиппа округлились глаза. – Настоящий?

– Всамделишный, – важно кивнул Рух, следуя за хозяйкой.

– А меч у тебя где?

– Дома, под кроватью забыл.

– Как? – Филиппка посмотрел обескураженно. – А чем нечисти бошки рубить? Меч должон быть!

Мальчишка издал писклявый боевой клич и от переизбытка чувств одним взмахом расколол висевший на плетне пузатый горшок.

– Негодник! – охнула мать. – Уж задам я тебе!

Филиппка не стал дожидаться расправы, скакнул огромным кузнечиком и побежал, сверкая голыми пятками. Обернулся, глядя, есть ли погоня, и скрылся в зарослях лебеды.

– Беги-беги, обормот! – прокричала Дарья. – Жрать захочешь – вернешься, всыплю чертей!

Рух улыбался краешком рта.

– Сладу с ним нет, – пожаловалась несчастная мать, скрывая гордость за боевитого отпрыска. – Почти новый горшок, ирод, расколотил.

– Горшки дело наживное, – успокоил Бучила, входя в открытую дверь. В избе было опрятно и чисто, чувствовалась рука хорошей хозяйки. На полу домотканые половики, печь свежевыбелена, тараканов и мышей не видать. Запах стоял особенный – сладко-приторный аромат гречишного меда, полуденного солнца и разогретого луга. С непривычки голова кругом пошла. Ах да, тут же бортник живет, мед, кругом один мед. Спасибо, изба не из сот.

– Варвара! – повысила голос Дарья. – Кликни отца, скажи, Заступа пришел!

Худенькая, остроносенькая девочка-подросток в платье до пят выскочила из-за печки, пискнула:

– Здравствуйте. – Потупила серые глазища и выскочила на улицу, легонько задев Руха плечом. Пахла она, опять же, медом и еще чем-то, тревожным и смутно знакомым.

– Падчерица, – пояснила Дарья. – Дочкой мне стала, душа в душу живем. Сначала сторонилась меня, а потом ничего, ужились. Садись, Заступа, поесть соберу, не побрезгуй.

– Не беспокойся, хозяюшка, – поспешно открестился Бучила. – Разве водички.

Спустя мгновение он сидел за выскобленным столом и потягивал ледяную воду из деревянной кружки. Вода была медовой на вкус. Дарья громыхала посудой и тараторила без остановки:

– Одни мы, никого вокруг нет, до села две версты. Леса тут не больно-то страшные, князь Горбатов владеет, нечисть повывел, оттого спокойно живем. Лешаки и мавки в чаще сидят, к нам не лезут. Потому и спужались, когда ночью кто-то вокруг избы начал ходить. Слышим шаги, то затихнут, то снова пойдут, а потом как завоет!

– Долго шарился? – спросил Бучила.

– Почитай целую ночь.

– Ничего не видели?

– Ничегошеньки, Заступа-батюшка. В избе затворились. Степан с топором выйти хотел, да я не пустила. Он у меня сильный, а все ж неохота снова во вдовицах-то ходить.

– Ну это понятно, – согласился Бучила. – А скотины почему у вас нет? Даже курей.

– А какая скотина в лесу? – замялась Дарья. – Разве волков привечать. Перережут, не успеешь глазом моргнуть, холеры серые. Мы на медок все меняем, и мясо, и сало, и яйца. Ни в чем недостаточка нет.

– Молодцы, – похвалил Рух и пальцами выбил по столу нервную дробь. Может, и правда волки шалят, а может, дело в другом. Скотина в плохом месте не приживается, например. Даже кошачьей плошки нигде не видать. С другой стороны, икона на положенном месте, в красном углу. Христос посматривал искоса, но тревожных сигналов не подавал.

Из сеней послышались шаркающие шаги, и в дверь ввалился звероватого вида мужик, по уши заросший черной, с обильной проседью бородой. Глаза настороженно посверкивали из-под лохматых бровей. Следом невидимой тенью проскользнула Варвара.

– Степа, Заступа пришел, – сказала Дарья.

Бортник прошел к кадушке, шумно напился, проливая на грудь, сел напротив Руха и хмуро сказал: