Заступа

Чудище всхлипнуло и повалилось на снег. Так-то, сука! Второй неожиданно оказался совсем рядом, и Рух отпрыгнул, избегая удара кривых, матово поблескивающих когтей. Запасной пистоль сам прыгнул в ладонь, и на этот раз замок не подвел. Бахнуло, звук выстрела растворился в метели, пуля, выпущенная почти в упор, угодила мертвяку в лоб, взорвав затылок облаком мозгов и костей. Всего хорошего, спасибо, что зашли!

Рух резко развернулся и увидел сцепившиеся фигуры. Васька повис у чудища на спине, вонзив зубы в загривок. Тварь шипела и крутилась юлой, пытаясь достать черта когтями.

Василий разжал зубы, выплюнул шерсть и сдавленно заорал:

– Заступа!

Васька зашарил чудищу по лицу, пальцы отыскали и с противным чавканьем выдавили глаза. Тварь протяжно завыла и дернулась, чертушка не удержался и улетел в темноту. Ослепшее страшилище топталось на месте, размахивая ручищами и надсадно скуля, став теперь не опасней телка. Рух подскочил, схватил безобразную башку и со всей силы потянул на себя. Хрустнуло, натянулись и лопнули жилы, брызнула черная кровь.

– Так-то лучше. – Бучила уронил под ноги оторванную башку. Поле боя осталось за победителем, можно слагать геройские былины, жениться на прынцессе и делить имущество павших.

Безголовое тело забилось в конвульсиях, и Рух на всякий случай отпрыгнул. Из обрывка шеи выползло нечто похожее на червя и, медленно извиваясь, нырнуло в сугроб. На этом поганые сюрпризы закончились. Бучила, пошарив вокруг, отыскал бутылку. Надо же, целенькая, а говорят, не бывает чудес. Заскрипел снег, держась за бок и страдальчески скорчив рожу, подковылял Василий.

– Красавец, так держать! – похвалил Рух.

– Да чего там, – отмахнулся черт. – Ты вон со мной как, я уж отвык от добра, так как не помочь?

Выпили по доброму глотку, и Бучила спрятал бутылку в глубокий карман. Тварь, которой Рух первой расколотил дурную башку, дергалась и пыталась подняться, похожая на перевернутого на спину большого жука. Ослабевшие лапы подламывались, под головой растеклось страшного вида пятно.

Бучила опустился рядом на корточки и внимательно присмотрелся. Тварь хрипела и выгибалась дугой, из дыры на месте расквашенного носа вылез покрытый слизью червяк, пальца в два толщиной, безглазый, с круглой пастью, усеянной сотнями мелких зубов, состоящий пополам из плоти и дыма. Червяк выпал на снег, свился в кольцо и попробовал уползти. Не тут-то было, Васька сиганул, как кошка на крысу, сцапал черное тело, сунул в рот и жадно зачавкал.

– Вкусно? – брезгливо поморщился Рух.

– Хочеф куфочек? – Васька перестал аппетитно жевать, вывесив из пасти лоснящийся хвост.

– Не-не, наслаждайся, я себя не в выгребной яме нашел. – Бучила заинтересованно свесил голову на плечо. Чудище обмякло и теперь хрипло дышало, надувая кровавые пузыри. Сшитые губы двигались, натягивая черные нитки. Рух, сам не зная зачем, полоснул краешком ногтя, шов лопнул, в лицо ударил падальный смрад. Сквозь сиплые вздохи он вдруг услышал слова:

– Больно, больно… Темно… Больно…

– Ты кто такой? – спросил Рух.

– Ванька, Ванька Незлоба… из Чугурихи… жене скажите, жене… – Страшилище закашлялось кровью и гноем и испустило дух. Застывшие глаза, прежде черные и бездонные, стали обычными человеческими.

– И как это понимать? – Бучила посмотрел на Василия.

Черт со свистом втянул остаток червя, причмокнул и пожал худыми плечами.

– Чепуха какая-то. Оно вроде чудище, а вроде и человек. Так не бывает.

– Бывает, – неопределенно хмыкнул Бучила и тут увидел домового, прячущегося за плетнем. Коротышка пристально наблюдал сквозь прутья, видимо, считая себя невидимкой. Зырит, падла, а мог бы помочь.

– Эй, хренопутало мохнатое, – ласково окликнул Бучила. – А ну подойди.

– Не пойду, – буркнул домовой, поняв, что раскрыт. – Боюсь я тебя.

– Эко диво, как будто я сам себя не боюсь. Иди, говорю, не обижу.

Домовой опасливо подошел и остановился шагах в пяти, теребя куцую бороду и постреливая глазенками по сторонам.

– Здесь живешь? – спросил Рух.

– Ну здесь.

– Видел, откуда сранина эта взялась?

– Видел.

– И?

– Чего и?

– Не зли меня, шерсти блевок.

– На возке приехали, – нехотя буркнул домовой.

– Шутки вздумал шутить? – рыкнул Бучила.

– Говорю: на возке, – уперся домовик. – Возок крытый, левое полозье вихляет, две лошади запряжены, одна пегенькая, вторая каурая. Подъехал тихонечко, без бубенцов. Человече с облучка спрыгнул, шалав этих высадил и укатил.

– Укатил, значит, – задумчиво протянул Рух, начиная понимать, что вляпался в очередное дерьмо. – И где теперь этот сраный возок?

– Я почем знаю? Мне не докладывали, – фыркнул домовой. – Разве у мышков спросить, серенькие все видят, все знают…

– Так спроси.

– А мне какой с того интерес?

– Ноги твои останутся на прежних местах. – Бучила пристально посмотрел домовому в глаза.

Мохнатый ойкнул, попятился и убежал, сверкая лаптями. Вернется или нет, хер его разберешь.

– Странное дело, – пробормотал Рух. – Ты как думаешь, Вась?

– Коза убежала, – чуть не рыдая, отозвался черт. – Оставил, и нет теперь ее тут. Сбежала, миленькая, покинула!