Вдруг показалось, что среди отвратительных хохочущих рож мелькнуло лицо отца. Оно вспыхивало то тут, то там. Приближалось и исчезало. Отец был одним из них! И Шолто – его усталое лицо вспыхивало перед глазами, такое же, как в тот последний день. Тысячи лиц, искаженных страданием, тоской и скорбью, обрушились лавиной, заполонили сознание. И, ужаснувшись, Ник разглядел среди них глупую веснушчатую рожу Вайета! Значит, и он тоже! Ему ведь только шестнадцать. Как же так?
А тетя Мэд, соседка из поселка? Ее все любили. Она хвасталась маме, что за шестьдесят лет ни дня не провела в Темном. Почему она здесь?
Ник вдруг осознал всю бездну испорченности и гнуси людей. Он знал каждого из них, видел, как они топтали любовь, убивали доверие, душили надежду. От самого начала мира. Груз этого знания придавил его к земле, намертво приковал к гибельному миру.
«Поэтому они стоят тут, – подумал Ник, внимая мыслям тьмы и слыша только отчаяние, но не раскаяние. – Они забыли все, что было прежде. Они не жалели о том, что оставили там. Лишь скорбели о том, что попались».
– Мариса, – сказал Ник, не зная ничего о потерянной любви Грая, кроме имени. Если она часть тьмы, она услышит. – Ты здесь?
– Здесь… – прошелестели опаляющие отчаянием слова. – Все – здесь…
– Грай до сих пор любит тебя. Он все эти годы искал тебя в Темном.
– Пусть живет!
Словно прорвало плотину. Многоголосый хор взревел, как шум водопада, умоляя, разрывая на части, сводя с ума.
«Скажи моей жене… Ненавижу!.. Твари, какие же подлые твари… Передай ему… Убью, суку!.. Пусть сдохнет, собака!.. Найди… Найди… Найди…»
– Нельзя найти тех, кто навсегда потерян в пучине зла, – услышал Ник полный горечи и ненависти голос и понял, что это его…
Янтарное сияние едва теплилось, мерцая в тяжелом, плотном теле.
«Мне не вырваться отсюда», – подумал Ник, и ужас уступил место отчаянию.
– Пап!
Ивар вздрогнул и оторвался от разложенных на столе бумаг:
– Аля! Я не слышал, как ты вошла.
Ланка устроилась на твердых коленях, обвила руками шею отца, прижалась щекой к щетине на подбородке. Ивар погладил ее по спине и счастливо вздохнул:
– Ну что ты, как маленькая. Раздавишь отца-то…
– Пап… Папочка… Ты у меня самый лучший!
– Та-а-ак… – протянул Ивар. – В чем дело? Что опять натворила?
– Ну почему сразу натворила? – притворно обиделась Ланка. – Нельзя уже сказать, что я тебя люблю?
– Не юли! – строго произнес Ивар. – Выкладывай!
– Ну… Пап, помнишь, ты говорил, что Грай хороший? Ведь говорил?
– И что?
– Пап, мы… В общем мы с ним…
Она спрятала запылавшее лицо в папино плечо. Ивар помолчал. Потом вздохнул и произнес:
– Ну что ж… Ты уже взрослая девочка. Я не могу решать за тебя. Я буду рад, если у вас все получится. Вы уже расписались?
– Пап, – Ланка вынырнула из своего убежища и уставилась на отца широко распахнутыми глазами. – Ты правда не против? Правда-правда?
– Конечно нет, детка, – он слабо улыбнулся. – Это же твоя жизнь.
– Спасибо, папочка! Ты у меня действительно самый-пресамый лучший!
– Но предупредить отца можно было бы и заранее, – с напускной строгостью заявил Ивар.
– Я сама не знала, пап, – заторопилась Ланка. – Это все Грай! Представляешь, я думала, мы просто гуляем, а он меня вдруг привел туда и…
– Туда – это куда? – поинтересовался Ивар.
– Ну, к храму. Там так красиво, пап, я его обязательно нарисую, только…
Она замолчала. По лицу Ивара медленно разливалась белизна. Глаза – две мертвые черные дыры – смотрели сквозь Ланку. Губы беззвучно шевелились.
– Что?! Пап, что?! Тебе плохо?
– К храму… – безжизненным голосом повторил Ивар.
…Дверь была чуть приоткрыта – словно приглашала. Ланка помедлила, не решаясь нарушить нетронутую белизну присыпанной снегом дорожки.
– Ты чего? – Грай посмотрел недоуменно.
– Так красиво… – прошептала она. – Так… чисто.
Внутри было пусто и гулко. Рассеянный свет струился широкими полотнищами сквозь большие стрельчатые окна. В центре круглого зала – ни скамеек, ни столов, ни канделябров, только строгие плиты пола и лужи света на них, – в центре стоял камень. Неровный, грубо обтесанный обелиск, похожий на сплюснутое с боков яйцо.
– День добрый, господа, – тихий голос раздался откуда-то из-за спины, но Ланка не испугалась – здесь нечего было бояться.
Молодой мужчина в просторном сером одеянии неслышно приблизился к ним и взглянул без улыбки:
– Вы пришли совершить обряд? Или просто решили полюбопытствовать?
– Мы… кхм… – Грай закашлялся.
Служитель терпеливо ждал.
– Да, мы… Нам хотелось бы… Это же храм сна?
– Да, – коротко ответил служитель.
– Вот… Ну и мы пришли, чтобы… Здесь же можно… пройти обряд? Прямо сейчас. Если можно.
Грай окончательно смутился и замолчал. Мужчина перевел взгляд с него на Ланку и спросил:
– Ты тоже этого хочешь?
Ланка испуганно кивнула.
– Что ж… Храм открыт для всех, – произнес служитель, низко склонив голову. – Правда, немногие приходят сюда, чтобы соединить свои судьбы. А из тех, кто приходит, мало кто осознает, что он собирается сделать! Вы понимаете, чего хотите?
– Конечно! – Грай упрямо прищурился. – Мы готовы!
– Д-да, – неуверенно ответила Ланка на вопросительный взгляд служителя.