Никел вспомнил лица бронзовых первопроходцев. Вечный Отец и Первоматерь. Они бежали оттуда, из нижнего мира, ища спасения, и пришли в Темный. А потом то же самое сотворили и там. Может, не они, их потомки. Как раковые клетки, пожирающие плоть. Выбрасывающие метастазы все дальше и дальше, пока не уничтожат все вокруг. Только прошлое не отпускает. Кружит около нас, не покидая ни на мгновение. Под его знаменами сны Темного овладевают душами ежедневно. И, в конце концов, забирают к себе. Это несправедливо. Может, Вечный Отец и Первоматерь заслужили это, но почему, спустя столько веков, человечество все еще расплачивается за их прегрешения? Может, отец и был чудовищем. Но не Мариса, не тетя Мэд! Даже дубина Вайет не заслуживал того, чтобы провести вечность в черной дыре. Неужели это ждет и всех остальных – Алану, маму, Фолка, Грая с Эрраном… Всех? И его тоже?
Нужно положить этому конец. Ведь для чего-то он стал Заступником. Уж, конечно, не для того, чтобы покрывать грязные делишки брата.
Ник сжал кулаки, вспомнив разговор с Эрраном.
Кессель ему не поверил. Не видит дальше своего носа, а туда же, нотации читать. «Пусть только попробует отнять у меня Темный! Ничего не выйдет. Рецепт “коктейля” я наизусть знаю. Не пустит больше в лабораторию, ну и ладно, сам раздобуду ингредиенты. Телефончик драгдилера где-то дома валялся. Эти парни что хочешь достанут. Ничего Эрран не смыслит в онейрологии, пусть будет трижды доктором наук. Теоретик он и есть теоретик!»
Надо встретиться с Дугалом, если удастся улизнуть от ребят Фолка. Брат ни разу не навестил его в больнице. Да и зачем ему теперь Ник, когда есть излучатель Кесселя? Никто за его жизнь теперь и гроша не даст. А Эрран вот даже слушать не хочет.
Нужно обязательно поговорить с Дугалом. Он единственный, кто все понимает. Что-то такое говорилось в старинных книгах, которые затворник читал в избушке в лесу. Про Великую Цепь, про то, что Заступник был послан облегчить наказание. Какой в этом смысл, если рано или поздно оно все равно настигнет? Все равно, что рубить собаке хвост понемногу, надеясь облегчить страдания. Нужно устранить сам источник боли!
В дверь тихонько постучали.
Ник удивился. Чужие к нему не приходили, свои не стучали.
– Входите! – крикнул он. – Ну, кто там? Можно-можно.
В палату вплыло огромное желтое облако подсолнухов. Зимой!
Из-за вороха цветов выглянули озорные глаза и короткая стрижка.
– Не помешаем?
– Алана?! – в животе затрепыхались бабочки.
– Привет, Ник. Можно просто Лана. Это тебе.
– Я… не ожидал.
Следом в палату ввалился Грай.
– Здорово, напарник. Выглядишь молодцом!
– Садитесь, – Ник помахал цветами в сторону стульев. И что теперь делать с этим веником? Вечный Отец, он стоит тут, как идиот. Да еще и в дурацкой пижаме. Ник пригладил рукой вихор на голове, чувствуя, как краска приливает к щекам. – Ребята, я так рад, что вы пришли!
– Тебе, наверное, нужно еще лежать? Давай, я поставлю цветы в воду.
Его окутало облаком свежего фруктового аромата. В реале она была такой, что дух захватывало. Каждое движение, жест, взмах ресниц. На нее хотелось смотреть, не отрываясь, а еще слушать мелодичный нежный голос. Долгими одинокими вечерами в больнице Ник представлял, как они встретятся и как он будет гладить тонкие пальчики, чувствовать тепло кожи… Вдыхать аромат волос. Она живая, вдруг понял Ник, совсем не такая, как в Темном. Реальная, близкая.
Грай с Ланой переглянулись и захихикали. Ник забрался на кровать с ногами, скрывая смущение. Нельзя в упор пялиться на девушек. Какой же он дурак! Заступник, а настоящий болван!
Ник был благодарен, что они ни о чем не спрашивали. Грай рассказал, что аномалия подмяла перевал и подобралась к самому городу. Затем начали болтать о всякой чепухе, о том, что у Эррана роман с Тайлой, о новой Ланкиной картине, и что Фолк предложил ей устроить весной персональную выставку. Грай шутил над ней. Они беззлобно пикировались. Ник от души хохотал, защищал ее и старался невзначай прикоснуться к Ланкиным коленкам, рукам.
– Ник, я так и не поблагодарила тебя за то, что ты был со мной рядом тогда, – сказала она, когда веселье улеглось. – Ты так быстро убежал.
Нику стало жарко, словно Лана принесла в палату не букет подсолнухов, а само солнце.
– Я… мне нужно было.
– Ты себе представить не можешь, что это для меня значило. Спасибо. Ты – настоящий друг, – она вдруг наклонилась и поцеловала его в пылающую щеку. На мгновение его локоть прижался к мягкой груди, и Ник поплыл в счастливом блаженном мареве.
Дверь распахнулась.
– Никел, пора ужинать, – санитарка поставила на столик поднос с больничной едой. – Время посещений закончилось.
– Да-да, нам пора, – засуетилась Лана и дернула Грая за рукав. – До встречи, Ник. Поправляйся.
– Грай, мне нужно тебе кое-что сказать.
– Хорошо. Лан, подожди в холле. Я скоро.