Заступница - Адвокат С В Каллистратова

Шел 1982 г. - год Варфоломеевских ночей и дней, уже повальных арестов не только тех, кто говорил и писал достаточно громко, но и тех, кто пытался что-то делать в узком кругу, предавался графомании на запрещенные темы, читал и давал почитать "самиздат" и "тамиздат", просто был близко знаком с теми, кто действительно что-то делал. Работа продолжалась. И снова вереницы очередных документов Московской Хельсинкской группы, и Софья Васильевна в своем неизменном кресле - мягкая, доброжелательная и непреклонная - молча на пулеметы... Правда, призналась мне как-то, что живет относительно спокойно, но только по субботам и воскресеньям, в будние дни ждет, что придут и отвезут... (в те времена аресты по выходным дням не практиковали).

Летом 1982 г. было относительное затишье - перед бурей. Кое-кого из тех, кто еще не был арестован, благополучно выдворили на Запад, милостиво (а иногда довольно настойчиво) разрешив выезд.

Страшное наступило в конце августа. У Софьи Васильевны устроили очередной обыск, вернее, целых два - на Воровского и на Юго-Западе, где она жила у дочери, и вызвали в Московскую городскую прокуратуру. Следователь Воробьев предъявил обвинение - допрашивать и не пытался, так как Софья Васильевна отказывалась разговаривать. После этого она посетила меня в Малом Вузовском переулке - первый и, увы, последний раз. Чуть позже мы отправились на улицу Чкалова, где ждала нас приехавшая из Горького Е.Г.Боннэр. Народу было довольно много. Софья Васильевна в деталях рассказывала о пунктах предъявленного обвинения, а мы писали очередное информационное сообщение теперь уже о ней. Все было ясно, но постичь сердцем я этого не мог. Ибо в диссидентских кругах не было у меня более близкого человека. Тогда же было принято решение объявить о самороспуске Московской Хельсинкской группы. Был составлен последний документ.

На 10 сентября Софью Васильевну вызвали в Московскую городскую прокуратуру для чтения дела (в соответствии со статьей 201 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР). Я должен был ее отвезти, но рано утром ко мне явились с очередным обыском. Больше всего я переживал, что не смогу заехать за Софьей Васильевной, как обещал, но она поняла: если меня нет в назначенное время, - значит, либо обыск, либо арест. Рылись в моей квартире основательно, но львиной доли бумаг все-таки не нашли (научился я к тому времени основательно прятать рукописи). Часам к одиннадцати утра, через три часа после начала обыска, обнаружили копию последнего документа Московской Хельсинкской группы. И, видимо, очень обрадовались. Звонили по телефону из квартиры, бегали звонить из автомобиля и т. д. Как потом выяснилось, Софья Васильевна была уже в это время у следователя со своим адвокатом и начинала читать дело. Вдруг, после короткого отсутствия, следователь извинился за беспокойство и заявил, что следствие по делу прекращено на неопределенное время и все могут быть свободны. "Дело" так и не возобновили, а я по-прежнему бывал у Софьи Васильевны, встречаясь с ней просто по-дружески, и делился своими заботами. Информация о советских безобразиях на Запад все равно шла, и по-прежнему на улицу Воровского было паломничество жаждущих и страждущих... И по традиции день рождения моей дорогой Софьи Васильевны 19 сентября бурно отмечался всей диссидентской Москвой - море цветов, признательности и любви со стороны тех, кому посчастливилось ее знать...

Пять лет спустя, в ее восьмидесятилетие, я прилетел в Москву из своего четырехлетнего самоизгнания и был счастлив снова ее увидеть, обнять и расцеловать. А она была необычайно рада и счастлива увидеть многих из тех, кого и повидать уже не надеялась, кто вышел из тюрем и лагерей, с честью выдержав эти страшные испытания...

Перед моим отъездом на Запад я несколько раз виделся с Софьей Васильевной, хотя приехал в Москву всего на две недели. В последний раз мы повидались накануне моего вылета и не могли сдержать слез, хотя я был уверен, что мы еще встретимся... Не встретились... Но пребывает она незримо со мной постоянно и согревает своей любовью из глубин вечности...

Вунсокет, США

Т.Самсонова

Как нам вас не хватает!

Трудно писать о человеке, которого очень любишь и которого уже не стало с нами. Не посидишь, не поговоришь, не отдохнешь душой. А нам, в наш суровый век, этого всего очень и очень не хватает...

О Софье Васильевне я узнала в конце 60-х гг. В марте 1970 г. арестовали моего мужа (П.М.Егидеса. - Сост.) за рукопись о вторжении наших войск в Чехословакию, и я бросилась в отчаянии искать адвоката. Первая встреча наша была заочной. Я узнала, что есть прекрасный адвокат Софья Васильевна Каллистратова, которая защищает политических, но... сейчас она больна. Так Софья Васильевна стала для меня адвокатом-легендой. О ней говорили словами, выражающими лишь превосходную степень, - умнейшая, талантливейшая, сердечнейшая, бескорыстнейшая.

А я, отчаявшаяся женщина, не имела возможности с ней договориться, но в мое, тогда очень уязвимое болью сердце она запала на всю жизнь.