Застывший Бог (СИ)

Дед тихонько и спокойно, но басовито заржал, – чисто заработал небольшой лодочный моторчик.

Я озадаченно замолчал.

- А, Япония... – Профыркался дед. – У них-то мечи действительно были острые... Так они еще и фильмы про себя снимают? Понимаешь в чем дело, Мишка, чем острее меч, тем тоньше у него лезвие, и значит тем легче его повредить – это физика. У нас-то на Руси как было? Ведь мечом приходилось не только тело рубить, – ворог часто мог быть в полном железном доспехе, да со шлемом, да с окованным щитом. Ударишь по оковке бритвенно острым мечом, – вот тебе на нем сразу и щербина. Поэтому наши предки мечи особо не острили, а сводили лезвие под большим углом, вроде как у топора-колуна. При хорошим ударе, даже если враг в панцире, тупой меч своей кромкой пусть панцирь и не прорубит, да зато сомнет, и все кости под панцирем перешибет. А если по живому телу попадешь, так и тупой меч руки ноги на раз перерубает, – только что срез получается неровный. Ну а японские самураи на мелких островах пробавлялись. Житье у них там было небогатое, стены в домах из бумаги, а хорошего металла днем с огнем не сыскать. И на доспехи у самураев металла не хватало, только разве самым богатым. Остальные носили защиту из кожи, да из бамбуку всякого, – а о них меч не затупишь. Вот самураи свои мечи и острили. Да заодно проверяли заточку, разрубая безоружных мирных крестьян, – такие вот у этих островитян были нравы.

Дед легко поднял со скамьи меч, задумчиво перебросил его из руки в руку и вертанул лезвие по кругу. Клинок со свистом рассек воздух, и на какое-то мгновение превратился в слитный мерцающий круг.

- Дед-а!... – восхищенно выдохнул я. – Я тоже хочу! Научишь?

- Покажу пару ухваток, когда чуть окрепнешь. – Пообещал он – Но смысла в этом теперь немного, разве что для общего развития... Сегодня лучший мастер меча ничего не стоит против наспех подготовленного парня с винтовкой. Меч давно мертв, Мишук. Уже не оружие, – просто памятный предмет, и фехтовать им, – что-то оторванное от жизни. А мы, – варяги, от жизни не отрываемся. Погоди немного, скоро я научу тебя стрелять, малец. Это эффективней и сам меньше мараешься. Научу тебя работать кулаком и ножом. Нож еще жив...

- Покажи! Научи, деда!

- Все в свое время.

За окном было темно, комнату освещала только старинная настольная лампа с зеленым стеклянным колпаком, Я возил в тетрадке ручкой, и пыхтел от великих умственных усилий.

- Вот! – Наконец воскликнул я.

- Закончил?

- Ага.

- Давай сюда, – сидевший рядом дед пододвинул к себе тетрадку, и закрутив ус, уставился в мою писанину. – Так, система уравнений... метод сложения... угу... Игрек равно два, икс равно один. Молодец, – похвалил дед, и тут же одернул. – Почему почерк неровный?

- Да ну какая разница, – пожал плечами я, – главное ведь что написано понятно. Сейчас все равно уже никто ручкой и не пишет. Все печатают. Это только ты, деда, меня писать заставляешь.

- Есть разница – нравоучительно поднял палец дед. – Почерк есть показатель твоего внутреннего состояния. Что за человек, если он не может прямо пару палочек и завитушек вывести? – Тряпка человек. Своей собственной руке волю дать бояться. Пиши смело – понял?

- Понял, – кивнул я.

- Вот так, – кивнул дед. – Ладно, помнишь какой сегодня день? Сегодня познакомлю тебя с Перуном. Готов?

- Ага, – кивнул я.

- Ну пошли, – дед встал со стула, прошел к выходу из комнаты, и стал спускаться по лестнице на первый этаж. Я забарабанил по лестнице следом. Спустившись вниз я увидел как дед, подошел к окну, тщательно задернул его широкой занавесью. Затем он подошел к печке, сунул руку куда-то к трубе, и вытащил непонятную железку, изогнутую буквой “Зет”. С этой железякой дед подошел к той стене, у которой не было лавок, и наклонился.

- Смотри сюда, – поманил рукой дед, – примечай.

Я подбежал, наклонился, и увидел что дед указывает на дырку в доске, образовавшуюся от выпавшего сучка. Дырку эту я знал, уже видел её при уборке. Вот в эту дырку дед и сунул свою железную загогулину. Сунул, провернул, потом потянул вверх и... кусок пола оказался крышкой, – отошел и поднялся, обнажив в полу темный ход с крутой деревянной лестницей. Я посмотрел на поднявшуюся крышку, – она была не ровного обпила, из досок разной длинны, так чтоб и не походить на люк, поэтому я её и не замечал. Дед сунул руку в обнажившийся ход, слева под доски, – щелкнул выключатель и в тайном подполе загорелся тусклый свет.

- За мной – скомандовал старик, – и юрко нырнул в ход. – Только голову не зашиби.