Засуха

Фальк кивнул, вызвав в памяти рапорт с описанием тела. Люк был крепкий парень. Совершенно здоровый, если не считать огнестрельного ранения. На руках ни царапины, ни следа борьбы. Ни ссадин, указывающих на то, что он мог быть связан. Он представил себе тело Люка, лежащее на спине в кузове пикапа. Лужу крови, растекшуюся вокруг, и четыре непонятные полосы на внутренней стороне борта.

— «Чертовы бабы», — сказал Фальк вслух. — Как ты думаешь, что он имел в виду?

— Понятия не имею, — ответил Рако, глянув на часы. — Но у нас сегодня еще одна встреча, с человеком, которому это может быть известно. Я подумал, стоит взглянуть, что Карен Хэдлер держала в ящике рабочего стола.

Глава одиннадцатая

Деревце мимозы, казалось, стало чувствовать себя получше, когда его посадили, но явно не намного. Детишки в школьной форме недоуменно наблюдали, как вокруг хлипкого стволика насыпают грунт. Учителя и родители стояли группками вокруг; кто-то, не скрываясь, утирал слезы. Несколько пушистых желтых соцветий решили сдаться без борьбы и облетели, кружась, на землю, туда, где у стволика мимозы была установлена табличка. Свежая гравировка гласила:

Светлой памяти наших любимых Билли Хэдлера и Карен Хэдлер. Ваша школьная семья скучает по вам.

У саженца нет ни единого шанса, подумал Фальк. Исходивший от почвы жар чувствовался даже сквозь подошвы ботинок.

Оказавшись на старом школьном дворе своего детства, Фальк вновь пережил уже знакомое чувство, будто перенесся на тридцать лет назад. Заасфальтированная детская площадка казалась уменьшенной копией той, что существовала у него в памяти, а питьевые фонтанчики — до смешного низенькими. Но узнавание пришло мгновенно; в памяти замелькали полузабытые лица и происшествия, которые, как ему казалось, он давно уже забыл.

В те времена Люк был идеальным союзником. У него была заразительная улыбка, и он никогда не лез за словом в карман: в общем, он был из тех ребят, которым с легкостью удалось лавировать в джунглях детской площадки. «Харизматичный» — вот было бы правильное слово, знай они его в те годы. Он всегда охотно делился — временем, шутками, вещами. Родителями. В доме у Хэдлеров рады были всем. И другом он был беззаветно верным. Фальку как-то попали случайно мячиком в лицо, и ему силой пришлось оттаскивать Люка от парня, который этот мячик пнул. Фальк, который в те времена был неуклюжим дылдой, всегда сознавал, насколько ему повезло с Люком.

Церемония закончилась; Фальк переминался с ноги на ногу.

— Скотт Уитлэм, директор, — сказал Рако; крепкий мужчина в галстуке, вежливо выпутавшись из толпы родителей, подошел к ним, протягивая на ходу руку.

— Простите, что заставил вас ждать, — сказал он после того, как Рако представил Фалька. — В такое время каждому хочется поговорить.

Уитлэму было слегка за сорок; двигался он с непринужденной легкостью бывшего спортсмена. Плечи у него были широкие, и улыбка тоже. Из-под шляпы виднелись короткие темные волосы.

— Хорошая была церемония, — сказал Фальк, и Уитлэм глянул назад, в сторону деревца.

— Это было нужно нам всем, — он понизил голос. — Но шансов у дерева никаких. Ума не приложу, что мы скажем детям, когда оно засохнет. Ну да ладно.

Он кивнул в сторону здания из светлого кирпича.

— Мы собрали все вещи, принадлежавшие Карен и Билли, как вы и просили. Боюсь, там совсем немного, но все что есть — в учительской.

Они двинулись за ним через двор. Где-то в отдалении прозвенел звонок. Конец уроков. Вблизи здание школы и оборудование на детской площадке производили печальное впечатление. Краска повсюду облупилась, и обнажившийся металл был подернут красноватым налетом ржавчины. Пластмасса на горке вся потрескалась, и на баскетбольной площадке было всего одно кольцо. Бедность местной общины сказывалась во всем.

— Финансирование, — сказал Уитлэм. — Вечно его не хватает.

Позади здания школы были стойла, из которых выглядывало несколько грустных овец. Дальше был склон, отлого поднимавшийся к цепи покрытых бушем холмов.

Учитель остановился, чтобы выловить пригоршню опавших листьев из овечьей поилки.

— Вы и сейчас учите ребят фермерскому делу? — Фальк припомнил, как проверял когда-то очень похожую поилку.

— Отдельным вещам, да. Но мы стараемся не слишком на них нажимать. Что бы им было весело, интересно. Суровой реальности детишкам и дома хватает.

— Это вы их учите?

— Господи, нет. Что я, городской неженка, в этом понимаю? Мы переехали из Мельбурна восемнадцать месяцев назад, и я только научился отличать передний конец коровы от заднего. Жена устала от городской жизни, ей хотелось разнообразия. — Он помолчал. — Вот мы его и получили.

Он толкнул тяжелую дверь, и они вошли в холл, где витал запах сэндвичей. На стенах были развешаны детские рисунки.

— Господи, какое депрессивное творчество, — прошептал Рако.