Затаив дыхание

— Беда в том, что, когда посреди Халла начинаешь агитировать за сбор дождевой воды, чувствуешь себя полной идиоткой, — жаловалась она, спускаясь впереди Джека по лестнице. Ее босые вспотевшие ноги оставляли на ступеньках едва заметные влажные следы. — Жизнь вроде бы идет себе своим чередом, а тут какая-то чудила толкует про светопреставление. Вроде тех вонючих типов, что раньше ходили с плакатами «Конец близок».

— Во-во, у меня то же самое чувство, — подхватил Джек; удовлетворение от вполне удачного дня резко пошло на убыль. — Чудила я, да еще какой!

Милли пошла переодеваться, а Джек спустился в гостиную и налил две порции виски «Джонни Уокер» (черная этикетка), одну побольше, другую поменьше, а для себя открыл еще и банку пива — он любит виски «с прицепом». Почему-то очень захотелось послушать Равеля. Не важно, что именно, лишь бы Равель. Бывает иногда. Или Яначек. Яначек тоже будоражит воображение. Но Джек не поддался соблазну. Милли захочет послушать что-нибудь другое, попроще.

Милли, уже в мешковатой майке и домашних брюках с многочисленными карманами, устроилась на диване со стаканом виски и спросила Джека, как ему работалось. Хотя прошло уже столько лет, ему по-прежнему кажется, что у Милли слово «работа» применительно к нему и его занятиям всегда берется в иронические кавычки.

— Ну, кое-что получилось; вполне стоящее, минуты на две звучания. Пока, естественно, без оркестровки. Вдруг снизошло. А что, неплохое название. От литавр для воссоздания взрывов я отказался. Это лишь задерживало развитие темы. Помнишь выражение Роджера любимые приемчики? Так вот, пошли к чертям свои любимые приемчики, — неторопливо пророкотал Джек, подражая менторской манере Роджера Гроув-Кэри.

— В «Уоллес и Громит»[86] действие движется еще медленнее, наверно, секунд по пять в день, — заметила Милли.

Джек почувствовал себя уязвленным.

— Одна маленькая разница. — Джек тяжело опустился на диван, чуть поодаль от Милли. — Я не с пластилином работаю.

— Не рано ли?

— Что не рано ли?

— Охать, когда садишься. Ты прямо-таки крякнул.

— Ну и что?

— В точности как наши с тобой отцы. Признак старости.

— Хватилась! Это далеко не впервые, — отмахнулся Джек; но тема была ему неприятна.

Они одновременно отхлебнули виски, и Джек попридержал стакан у рта, не то сценка бы вышла комичная. Виски обожгло рот, в голове загудело. У этого напитка абсолютный слух. Редкое благозвучие. Надо внимательно перечитать написанное, но когда? Во всяком случае, сегодня вечером он посмотрит сводку самых острых моментов чемпионата.

— Я же не оцениваю эффективность твоей работы, — сказала Милли. — Две минуты — уже замечательно.

— Ага, столько мучений, столько затрачено сил, а в итоге ее сыграют в зале, где будет от силы человек тридцать, и дай бог четверо более или менее внимательных слушателей подметят тонкие моменты. Двое из этих четверых наверняка окажутся преподавателями-теоретиками, они пьесу на дух не примут, и только третий подумает: «Здорово, черт возьми!»

— А четвертый?

— Четвертый — это я; буду сидеть, обхватив голову руками, и думать: «Боже, неужели эту дрянь написал я?»

Милли не улыбнулась в ответ, только вздохнула:

— Ну, что ж, хотя бы один человек оценит ее по достоинству.

— Чудесно.

С минуту оба молчали. В исходящем от жены тепле, казалось, еще ощутимы воздушные вихри ее заполненного движением дня — поезда, такси…

— Марита приходила? — спросила Милли.

— Она, представь, отправилась в «Глобус». «Секспир. Иду шмотреть Секспир», — передразнил он.

— Послушать тебя, бедняжка говорит, как Мануэль[87].

— Не обращай внимания, он же из Барселоны, — подражая Бэзилу Фолти[88], сказал Джек, но вышло хуже обычного. — Странно, она вроде бы бегло говорит по-английски, но ничего не разберешь. Плохой слух. Сейчас дождь моросит, так что ей, наверно, спектакль не понравится. Зато она хотя бы не тусуется со всякой швалью. И не таскается по магазинам.

— Поставь «Noir Desir», — попросила она. — До чего мне надоела Англия! Просто обрыдла.

Они открыли для себя группу «Noir Desir», когда ездили во Францию, и очень увлеклись ею. Позже солиста надолго упекли в литовскую тюрьму за то, что во время киносъемок в Литве он до смерти забил актрису, свою подружку. Очень французская история. Вопреки своим политическим взглядам, Милли была околдована опасно-порочным голосом солиста. Джеку, однако, достоинства солиста представлялись весьма сомнительными.

Послышались тяжелые звуки бас-гитары, и мужской голос запел по-французски, унося их обоих далеко-далеко.