Вы нигде не будете чувствовать себя спокойной и умиротворенной, ожидание новых злых и жестоких поступков будет преследовать вас каждую секунду, и даже дома не спрятаться от мыслей, что этот человек может придумать нового, чтоб лишить вас покоя, радости и счастья. И вы никому ничего не докажете. Хитроумные, мозговитые, но злопамятные и мстительные, они обставляют все так, что комар носа не подточит. Чужими руками, при молчаливой отстраненности остальных учеников. Вы остаетесь одни перед развернувшимся во всю мощь ураганом, торнадо, штормом, и никто не протянет руку помощи.
***
Сраный Ви оказался с мозгами.
И Сыльги в очередной раз недоумевает и злится когда раскладывает на деревянных трибунах школьного стадиона мокрые тетради и учебники, неизвестно как намокшие у нее в рюкзаке.
— Почему Господь Бог оказался так недальновиден, отмеряя за глаза одному парню сногсшибательную внешность, изворотливый ум, но не подарив ему доброты и щедрого сердца? — негодует девушка, просушивая учебники под порывами ветра. — Миллион раз приказала держаться от него подальше, доучиться спокойно в ожидании университета. Разве так сложно не смотреть в сторону длинных ног, широких плеч и ярких глаз?
На себя есть тоже повод позлиться, ведь теперь покой ей только снится.
Встречи в коридорах теперь наполнены глупыми шутками и провокациями, на которые так щедр наглый парень.
— Сегодня ты выглядишь еще воинственнее и злее, моя маленькая боевая мышка. Так пялилась раньше, не знал куда деться от горячих взглядов, а теперь глаза боишься поднять. Почему так, НУНА? — постоянно шепчет парень всякую ерунду, толкая Сыльги на стену, касаясь телом неприлично жарко. Вечно прижимается так, чтобы теплое дыхание перебирало пряди волос на шее.
Сыльги с бесконечным «тебе показалось» раз за разом отталкивает жесткое тяжелое тело, преграждающее ей путь, каждый раз стряхивая с себя ощущение стыдной усмешки, растекшейся по шее, смахивая горячие выдохи, приласкавшие кожу бархатной тканью.
— Что именно показалось? Что пялилась или что перестала? — снова и снова с усмешкой спрашивает парень. Но Сыльги к этому моменту всегда уже бежит прочь, внутренне скривившись от того, что сволочной приметливый говнюк засек ее пылкие взгляды.
Диалог, раз за разом повторяющийся в школьных коридорах, и нет ни одной мысли, как все это прекратить.
А еще вредный хулиган откуда-то узнал, что Сыльги совсем не школьного возраста и каким-то звериным чутьём понял, что для нее — любоваться несовершеннолетним школьником, протирать глаза о его невозможную красоту аморально и неприлично, стыдно и неправильно. И теперь мелкий засранец метко каждый раз бьет словами по больному, заставляя Сыльги задыхаться от злости, от того, что дурацкое сердце решает само, при виде кого ему сильнее биться и трепетать в груди. Хулиганистый школьник — совсем не тот, кто должен был стать объектом ее интереса. Не должен и почему-то стал.
То-то шумиха в школе будет, если узнают о ее тайном позоре и не важно, что этот школьник выше Сыльги на голову и шире в два раза. Она выпустится из школы, а ему еще год учиться, и это точно ни в какие ворота.
Богачка уже подозрительно смотрит на их столкновения в коридорах, шуршит сплетнями со своими приспешницами, активистка сбавляет обороты, прислушивается к язвительным перебранкам, и Сыльги тысячу раз пожалела, что привлекла внимание как парня, так и кучи сумасшедших девиц.
Все, что ей надо, спокойно дождаться выпуска и, наконец-то, осесть на одном месте.
И сейчас только остается заставлять себя молчать по максимуму, сцеплять зубы, когда мяч прилетает в спину на совмещенном уроке физкультуры старших классов или скрежетать этими же зубами от раздражения, стирая перед каждым уроком оскорбления с доски.
Измазанные вчера фиолетовой краской ее парта и сиденье после ее же отработки стали последней каплей в чаше терпения. И не важно, что краской были выведены небрежные сердечки, все в мелких брызгах от кисти.
Это конец, финита ля комедия, финиш! Кровожадные мысли катались горохом по пустой черепушке, пока Сыльги разглядывала испорченное деревянное полотно: она его уроет, угробит, расквасит ему шнобелину, размажет полные, нежные губы по лицу. Нет, не поцелуем! Кулаком!
Учитель негодовал, увидев это безобразие, стучал указкой по парте, гремел на весь класс криками под тихие смешки одноклассников.
— Что это значит? Никого кроме тебя не было в кабинете со вчерашнего дня! Ключи тоже кроме тебя никто не брал!
— Но учитель, если бы это была я, з-зачем мне портить с-собственную парту? — Сыльги от возмущения даже начала заикаться. Ее мигом снесло с сиденья, руками уперлась на сраные фиолетовые сердечки. — Разве это не очевидно?
Бесполезно, пожилой мужчина закусил удила, ему не важно найти виновного, было бы кого обвинить.
— Быстро к директору! — гаркнул он возмущенно.
Слава Богу, директор, молодая ухоженная женщина, только похмыкала, слушая торопливые объяснения учителя, отправила его ленивым взмахом руки на урок. Постучала дорогой ручкой по столу, разглядывая замершую перед ней девушку.