ЗАТЕМ

Единственное, чего он сейчас желал, это поскорее встретиться и поговорить с отцом, поскольку втайне опасался всяких непредвиденных препятствий. На другой же день после встречи с Митиё Дайскэ решил справиться по телефону, не сможет ли отец его принять. Отца не оказалось дома. Ещё через день ответили, что отец занят. Затем сказали, чтобы Дайскэ ждал, пока не позовут. Но время шло, а никаких вестей ни от невестки, ни от брата не было. Может быть, это уловка, чтобы дать ему время одуматься? Дайскэ успокоился, к нему вернулся аппетит, по ночам не мучили кошмары. Несмотря на дождь, он даже раза два совершил в сопровождении Кадоно прогулку. Но из большого дома за ним всё не присылали. И этот затянувшийся привал в самом центре отвесной кручи стал тревожить Дайскэ. В конце концов он сам решился пойти на Аояму. Брата, как обычно, дома не было. Невестка с сочувствием посмотрела на Дайскэ, но о главном ни слова не сказала. Когда Дайскэ объяснил причину своего прихода, она встала со словами: «Сейчас узнаю, можно ли зайти к отцу». Умэко вроде бы и сочувствовала Дайскэ, стремясь оградить его от отцовского гнева, и в то же время в её манере держаться он почувствовал какую-то отчуждённость. Это его мучило. Но в ожидании невестки он сам себе твердил, что теперь ему всё равно, и он готов ко всему, что бы ни случилось.

Умэко долго не было, потом она вернулась и, поглядев на Дайскэ с жалостью, как и в момент его прихода, сказала, что отец не сможет его принять. На вопрос Дайскэ, когда же всё-таки ему прийти, Умэко, видя, как он удручён, участливо сказала, что в ближайшие же дни узнает и тотчас ему сообщит, а пока пусть он идёт домой. Она проводила его до дверей специально, чтобы сказать:

— Прошу вас, обдумайте всё хорошенько.

Ничего не ответив, Дайскэ простился с невесткой. Настроение у него вконец испортилось. Обретённый с таким трудом душевный покой, которым он наслаждался после встречи с Митиё, был нарушен. Он скажет отцу всё напрямик, тот выложит, не церемонясь, свои соображения. Возникнет конфликт. Но Дайскэ был теперь готов к любым испытаниям. Поведение отца превзошло все ожидания Дайскэ. Отец проявил свой нрав, и Дайскэ, как сына, это тем более удручало.

Дорогой Дайскэ пришло в голову, что, пожалуй, напрасно он так спешит увидеться с отцом. Скорее отец должен быть заинтересован в этой встрече, поскольку ждёт от Дайскэ определённого ответа. Избегая Дайскэ, отец лишь оттягивает решение весьма важного для него вопроса. Вот и всё. Дайскэ полагал, что своё будущее он уже устроил, а в остальном решил положиться на волю судьбы. Он будет ждать, пока отец сам его позовёт.

Когда он вернулся домой, от неприязни к отцу в душе у него осталась лишь едва различимая тень. Но со временем она грозила стать явственней. Перед мысленным взором Дайскэ как бы обозначились два русла его судьбы. В одном он видел себя с Митиё, в другое водоворотом жизни был вовлечён и Хираока. И это второе русло его страшило. После свидания с Митиё Дайскэ ничего больше не предпринимал, да и не собирался предпринимать, хотя встречу с ней откладывать надолго не рассчитывал. Пусть пока всё остаётся, как есть, думал он, не представляя себе, что будет с ним дальше. Но к столкновению с Хираокой был готов в любой момент, когда бы оно ни произошло. Дайскэ знал, что при первом же удобном случае начнёт действовать, хотя не выработал никакого плана. В одном он был уверен, даже поклялся себе, что не допустит со своей стороны хоть в какой-то мере бесчестного поступка и до конца будет откровенен с Хираокой. Вот почему он и страшился этого второго, мрачного течения своей судьбы, которое неотвратимо несло его навстречу Хираоке. Ни не за себя страшился, за Митиё, которую он должен был спасти во что бы то ни стало от бурь и потрясений.

Что же до общества, главного его судьи, то тут Дайскэ не знал, как поступить. У общества есть власть, данная ему законом, и оно может покарать человека. Но человека природа наделила властью над собственными побуждениями и поступками. Поэтому то, что годится для него, не может зависеть от общества. Из этого Дайскэ и исходил.

Так Дайскэ тщательнейшим образом изучил свой маленький мирок, центром которого был сам он, взвесил все «за» и «против», сказал себе: «Ну что ж», — и вышел из дому. Наняв самого чистого и быстрого на вид рикшу, Дайскэ прокатился по улицам и часа через два вернулся домой.

На следующий день, как и накануне, внимательно оглядел собственный мирок, сказал: «Ладно», — вышел из дому и, побродив некоторое время, вернулся домой.

То же самое повторилось и на третий день. Только он не нанимал рикши, не бродил, а перешёл мост и отправился прямо к Митиё.

— Почему вы так долго не приходили? — встретила его Митиё, как обычно, словно между ними ничего не произошло. Её невозмутимость поразила Дайскэ. Митиё не без умысла пододвинула Дайскэ дзабутон, лежавший у столика Хираоки, и, чуть ли не насильно усадив его, сказала: — Вы нынче какой-то беспокойный.