Затемнение в Грэтли

– У меня не часто появляется желание бить людей, – сказала он. – Но вас мне иной раз сильно хочется ударить.

– Сделайте одолжение.

Мы зашли в тупик. И, наверное, хорошо, что в эту минуту появился Отто Бауэрнштерн. Это был человек моих лет, с наружностью кабинетного ученого, нервный, близорукий и явно очень больной. Он мне не понравился – может быть, потому, что его невестка смотрела на него с любовью и тревогой, совсем не так, как на меня. Отто взял у нее из рук чашку, но словно не знал, что с нею делать. Маргарет бросила мне умоляющий взгляд, ясно говоривший: «Щадите его», но я не успокоил ее ни малейшим жестом и сидел с безучастным видом.

– Вы желали поговорить со мной, – начал Отто осторожно. Он говорил с сильным немецким акцентом, но я не буду коверкать слова, воспроизводя его произношение.

– Да. Почему вы остались в Грэтли?

Он закрыл глаза и передернул плечами.

– Что же другое я мог сделать? Куда мне было деваться?

– Глупый вопрос. – Маргарет, конечно, обращалась ко мне. – Для него безопаснее было оставаться здесь, где мы могли о нем заботиться…

– Совсем не безопаснее, и вы это знаете. Я жду правдивого ответа, мистер Бауэрнштерн, – сказал я сурово, – и готов, если надо, высказать вам свое предположение. Вы остались в Грэтли, рискуя попасть под суд за уклонение от регистрации, потому что здесь есть человек, которого вы хотите выследить.

Выстрел попал в цель. Но Маргарет по-прежнему негодовала.

– Неправда… – начала она, но остановилась, прочитав ответ на лице Отто. – Ты ничего мне об этом не говорил! – воскликнула она.

– Я не мог сказать тебе, Маргарет, не мог никому сказать, – оправдывался расстроенный Отто. – Передо мной промелькнуло раз лицо… Вечером, на заводе Чартерса. Потом опять, тоже вечером, в городе.

– Так вот почему ты всегда бродишь по вечерам! Я подозревала, что это неспроста…

– Понимаете, – сказал он нам обоим, – мне показалось, что я его узнал. Но я не был уверен. А мне очень важно было знать точно.

– Вы хотели, например, проверить, нет ли у этого человека шрама на левой щеке? – спросил я.

Отто страшно побледнел, и Маргарет испуганно вскрикнула.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Не беспокойся, Маргарет. – Он сделал над собой усилие, взглянул на меня. – Это верно. Но откуда вы узнали, что я именно этого человека ищу?

– Мало ли откуда, – сказал я с расстановкой, пристально глядя на него. – А откуда я узнал, что вы состояли в партии нацистов?

– Вы мерзкий клеветник!

Это воскликнула, разумеется, Маргарет, и так, словно бичом щелкнула.

Я сердито прикрикнул на нее:

– Довольно! Я пришел сюда, чтобы узнать правду, и говорю только правду. Если вам это не нравится, тем хуже для вас. Мне еще очень многое нужно сегодня выяснить, и если не хотите помочь, то по крайней мере молчите и не мешайте.

Отто весь дрожал. Я только сейчас понял, что он любит ее, и это осложняло дело. Мне вдруг стало жаль его. Что-то подсказывало мне, что ему нет места на земле, что он, в сущности, уже мертвец.

– Я буду с вами откровенен, Бауэрнштерн, – сказал я спокойно, чтобы он мог взять себя в руки. – Вам показалось, что вы видели одного человека, немца, нациста, которого знали раньше. Этот человек узнал, что вы здесь, и решил донести, что вы бывший нацист. Он, конечно, не пошел сам доносить, этого он не мог сделать, но сообщил кому следует. Вот почему к вам вдруг начали относиться, как к врагу. Все это мне сегодня подтвердили из Лондона. Вы вышли из партии, но вы в ней состояли несколько лет и, эмигрировав, пытались это скрыть. К несчастью для вас, в Лондоне есть два человека, которые помнят, что вы были нацистом.

Она была женщина, она любила Отто и видела его сейчас униженным и глубоко несчастным. То, что она услышала, грозило осквернить и память о муже, о Вене, обо всем, что было ей так дорого. Поэтому она не упрекала Отто, а обрушилась на меня.

– Как я вас ненавижу! И зачем я позволила вам прийти ко мне в дом!

– Вряд ли было бы лучше вести этот разговор в полиции, – возразил я. – И вы нисколько не поможете Отто тем, что будете оскорблять меня. Если все это вам так неприятно, почему вы не уходите?

– Потому что я вам не доверяю! – закричала она.

– Ну-ну, перестань, Маргарет, – сказал Отто. – Во всем виноват я сам. Да, я вступил в нацистскую партию… я был обманут, как и многие другие… и мне приказали молчать об этом. Я скрывал это от Альфреда, потом от тебя. Но, когда они вошли в Вену и я увидел, каковы их истинные намерения и что они собою представляют, я вышел из их партии. Это было нелегко. И с тех пор я хотел только одного: бороться с ними до конца, отдать все силы этой борьбе, а если понадобится, и жизнь. Поверь мне, Маргарет, прошу тебя!

Он снял очки, чтобы вытереть глаза, и лицо его стало сразу беспомощным и детским, как у большинства очень близоруких людей, когда они снимают очки. Это обезоружило Маргарет, и она улыбнулась ему нежной, всепрощающей улыбкой и прикрыла его руку своей.