И я кивнула. Не потому что согласилась, а потому что поняла, что Илье доказывать что-то бесполезно. И обвинять его в этом глупо: мужчина в критической ситуации всегда выберет женщину, а не еще не родившегося ребенка, который для него и существует-то лишь теоретически. Только вот в данной ситуации выбор все равно останется за мной, даже если придется пойти на обман…
— Вот и умница, — Илья поцеловал меня в макушку и обратился уже к Лене: — Запиши Катю на аборт, и как можно быстрее. Я хочу, чтобы мы на этой недели уже начали терапию.
Лена украдкой бросила на меня вопросительный взгляд, я же так же одними глазами попыталась донести до нее свой настоящий ответ. Золовка едва заметно кивнула, давая понять, что правильно истолковала мой посыл.
— Ближайшее время — послезавтра, — сказала она, изучив график приема. — В три дня.
— Отлично, значит, с четверга сможем начать лечение, — приободрился Илья. — Я как раз за эти дни попробую поискать врача, который практикует подобную терапию…
— Ты молодец, что согласилась со мной. Поверь, это самое верное решение в нашей ситуации, — говорил Илья, пока мы ехали домой. Он повторял это раз за разом словно мантру, и начинало казаться, что убеждает он в этом не меня, а себя. При этом его кадык нервно подрагивал, а пальцы напряженно сжимали руль.
— Все будет хорошо, — я не выдержала и накрыла его пальцы ладонью, улыбнувшись. — Вот увидишь…
— Конечно, — Илья тепло улыбнулся в ответ, вызывая у меня знакомый прилив нежности и любви.
Знаю, что когда мой обман раскроется, ему будет очень больно. Однако менять своего решения я не собиралась. Независимо от того, какой исход ждет здешнюю Катю, выбор в пользу ребенка будет правильным. И Илья, я уверена, это тоже поймет, рано или поздно, но поймет.
А пока… Пока же больно было мне. Смотреть, как он весь вечер суетится вокруг меня, пытаясь предугадать каждое желание. Слушать, как обзванивает один за другим своих знакомых в поисках хорошего доктора для меня же. Следить за стрелкой на часах и думать, что, возможно, эти стремительно утекающие минуты последние в жизни его Кати.
Поэтому, когда вечером Илья очередной раз поинтересовался, не хочется ли мне чего-нибудь, я ответила:
— Я просто хочу заснуть в твоих объятиях…
Назавтра же, только Илья ушел на работу, я отправилась навестить родителей. Думаю, здешняя Катя тоже бы хотела увидеться с ними перед столь серьезным шагом. Нет, я не собиралась им ничего рассказывать. Более того, даже Илья посоветовал пока умолчать о моей болезни. Что уж тогда говорить о предстоящей искусственной коме, которая может закончиться печальным образом? Поэтому это был скорее прощальный визит, который бы остался в памяти родителей навсегда.
Пока гостила у них, старалась вести себя непринужденно, даже шутила и с удовольствием внимала маминым рассказам из жизни их соседей. И лишь перед самым отходом невзначай поинтересовалась:
— Мама, а ты ведь поможешь моему ребенку, если что?
— Ну конечно! — понятное дело, немного удивилась она. — О чем ты говоришь? Как я могу не помочь своему внуку или внучке? Запомни, доченька, я всегда буду рядом, — мама порывисто стиснула меня в объятиях, — с тобой и с твоим ребенком, чтобы не произошло…
Я часто заморгала, пытаясь избавиться от набежавших слез, а потом улыбнулась, тоже прижимая маму к себе крепче:
— Спасибо…
Кроме родителей был еще один человек, с которым я должна была поговорить напоследок. Маша. Уверена, она не простила бы, если бы я этого не сделала. Мне очень хотелось рассказать подруге всю правду, потому что не сомневалась, что она поймет и, скорее всего, одобрит мое решение. Останавливало одно: чем больше людей знает о моих планах, тем больше риск, что эта информация дойдет до Ильи. Поэтому, боясь, что при личной встрече все-таки могу сболтнуть лишнее, ограничилась телефонным звонком. Но это не помешало нам с Машей проболтать более часа обо всем на свете.
А последние вечер и ночь я вновь провела в объятиях любимого мужчины…
В Центр ехала на удивление спокойная. Никаких вещей с собой не брала, лишь удостоверилась, что крест Карла Генриховича по-прежнему лежит в сумке. В больнице я планировала надеть амулет на себя: велика вероятность, что он начнет действовать, когда буду уже без сознания. Илья, до сих пор пребывающий в уверенности, что мы едем на аборт, тоже не выказывал сильной тревоги, а был лишь несколько напряжен и неразговорчив.
По прибытии Лена сразу же забрала меня от Ильи под видом подготовки к операции, сама же отвела в специально оборудованную палату, где мне, вернее, здешней Кате, предстояло провести в глубоком сне ближайшие семь-восемь месяцев.
— Не передумала? — спросила она, протягивая мне больничную одежду.
Я отрицательно мотнула головой.
— Хорошо, — Лена заметно нервничала. Она то и дело теребила цепочку у себя на шее либо принималась раскачиваться с пятки на носок. — Сегодня ничего не ела и не пила?
— Нет, как договаривались, — ответила я, переодеваясь в предложенную объемную сорочку.
— Илья не догадался еще?
— Нет, иначе он бы не вел себя так спокойно, — я чуть улыбнулась.