Затерянная земля (Сборник)

Питался он чем попало, но кроме животных, ему ничего не попадалось; ни растений, ни плодов уже не было. На ходу он отбрасывал ногою камни, нагибался и подбирал прятавшихся под ними пеструшек и полевых мышей; такую добычу он совал в рот целиком, живою и теплою. Мышь с брюшком, набитым всякой пряной всячиной, и с косточками, налитыми сладким мозгом, была лакомым кусочком для странника. Кроме того, Младыш убивал и съедал всяких зверей, которых удавалось настигнуть и одолеть, начиная с зайцев и диких свиней и кончая большими лосями. Он орудовал своим каменным топором с такой силой и ловкостью, что против него не устоять было ни одному животному. Огромный тур валился, словно сраженный молнией, когда Младышу удавалось подобраться к нему поближе и хватить его своим кремневым топором прямо в лоб. Младыш усовершенствовал свое оружие: обтесал себе несколько кремневых ножей, чтобы разрезать дичь, а один нож привязал к палке, чтобы оружие стало длиннее и выучился метать его в дичь, к которой не мог подобраться достаточно близко. Звери, однако, попадались в горах не часто, и движимому голодом Младышу приходилось выслеживать и преследовать их целыми днями, пока, наконец, убегавшая от него дичь не лежала, истекая дымящейся кровью, под его коленом. Ему нечем было согреться, кроме теплой крови убитых животных, а мясо их он съедал сырым, так как у него не было огня.

Он выносил эти тяжелые условия, потому что надо было жить. Он ежедневно упрямо боролся за жизнь, потому что иначе было нельзя; но изгнание и вынужденное скитание в одиночестве наложили свою печать на весь его облик; он рос и развивался в постоянной тоске по лучшей жизни, которая — он знал — где-то существует, — и это поддерживало его.

Во время своих неустанных скитаний, он забирался все дальше и дальше к северу. И вот он достиг скандинавских альп[16], на вершинах которых снег уже давно слежался, обледенел, и начал сползать с отвесных обрывов в долины.

В первый раз Младыш увидел Ледник еще издалека. Ледник слепо таращился на него, светясь каким-то диковинным голубовато-зеленым блеском, который сливался с синевой неба, и таким остался в душе Младыша. Он, как всегда, завидев что-нибудь новое, совсем незнакомое, выгнул дугою спину и пошел прямо на Ледник. Но на пути лежали хребты и плоскогорья. Младыш шел, взбирался, карабкался, цеплялся за выступы руками и ногами, полз, присасывался словно клещ, опять вставал и шел дальше, как в забытьи, приходя в себя уже где-нибудь на новом месте; и так шло время. Пришло и такое, когда Младыш совсем освоился с Ледником и шагал по нему, как по всякой другой, хорошо известной дороге.

Оказалось, что и там, на бесплодных ледяных камнях, возможно жить. Младыш бродил меж зеленых ледяных гребней и ущелий и прислушивался к тяжелым вздохам, которые раздавались под его ногами в гулких пещерах Ледника. Он не боялся теперь ни холода, ни льда: он закутался в две толстые медвежьи шкуры, одну из которых вывернул мехом внутрь. Ноги он, кроме того, обернул лоскутами шкуры лося, которые догадался привязать ремешками. Ночью ему отлично спалось в углубленьях между массивными скалистыми глыбами, разбросанными по поверхности льда. А когда мороз и бури стали уж слишком донимать его, опыт указал ему на самый снег, как на лучшее убежище: Младыш зарывался в него и преуютно устраивался в снежной яме, закутавшись в свои шкуры. А выспавшись и проголодавшись, он опять выползал на свет и вскачь, с развевающимися за плечами шкурами, мчался по снежным полям на охоту. Младыш перерос подвиг, который намеревался совершить когда-то. Сначала его влекло на север желание померяться силами с холодом и отомстить ему за причиненное зло, но ежедневная борьба за существование понемногу вытеснила из его ума это первоначальное намерение. Он не нашел в горах иных властелинов, кроме снежной бури и Ледника, которые вынуждали его напрягать все силы только для того, чтобы поддержать свою жизнь. Вершины не таили ничего, кроме снега и льда. Но упорный задор, с которым Младыш выступил в путь, в неравной борьбе с природой перешел в несокрушимую волю и выносливость. Чем сильнее дул леденящий ветер, тем упорнее Младыш ему сопротивлялся.

Лесовик умер в нем еще тогда, когда он стоял на потухшей горе; а последний уголок звериной души его умер, когда он, став лицом к лицу с зимой, расстался с представлением о каком-то насылающем ее враждебном существе. По мере того, как он день и ночь изощрялся в борьбе за свое существование, не стремясь преодолеть непреодолимое, — в его душе закладывалась основа первого язычества, веры в безличные силы природы. Необходимость пересоздать себя, согласно условиям, которыми он хотел управлять, закаляла его волю. Впрочем, он не отдавал себе отчета во всем этом, а просто жил, повинуясь инстинкту: пожирал все живое вокруг себя и развивал в себе энергию, которой хватило бы на целый народ. Северный ветер не переставал гудеть: сам себе помогай!