Затерянная земля (Сборник)

Словно гнев зимы обрушился на землю, — не уцелело ни одного ростка; словно листья беспощадным осенним вихрем были развеяны, сметены Барсуки.

Но убийства и месть не могли долго служить целебным средством. Не утолял горе Белого Медведя вид предсмертных судорог, искажавших лица несчастных, которых он осуждал на смерть, но которые как будто и сами не ведали, в чем провинились. И с течением времени он понял, что Барсуки действовали в полном неведении, повинуясь голосу своей природы, и что больше всех виноват он сам, не принявший против них мер предосторожности. С ним случилось то же, что бывает с тем, кто освободит волка из капкана в лесу, — а зверь возьмет да и вцепится ему зубами в глотку! Барсуки были лесными дикарями, которые не умели думать и не способны были помнить. Разум не участвовал в их злодеянии; оно было вызвано минутной вспышкой непреодолимой жажды крови, и Барсуки уже позабыли эту вспышку, позабыв вместе с тем и свою вину. Теперь они смотрели на Белого Медведя, как на зачинщика, который свирепствует тут уже целую вечность, истребляя их толпами. И их наполняло одно чувство — немая ненависть. Они даже не знали, что значит умереть, хотя и были изрядными трусами. И, осуждая их на смерть, Белый Медведь встречал в их взгляде одну только ненависть; занося над их головами молот, он не видел в их глазах ни следа раскаяния или сожаления, как и в глазах зверей, и — раздроблял им черепа, как зверям. В конце концов, рука его перестала подниматься на них. Их было так много. И, наверное, они были правы.

Прибавилось и еще кое-что, оказавшееся сильнее Белого Медведя. Далеко на востоке настиг он, наконец, племя, похитившее двух его взрослых дочерей. В его глазах уже стояло красное зарево, в воздухе пахло местью и кровью, но тут Белому Медведю довелось увидеть белоруких дочерей Весны и свою собственную плоть и кровь у своих ног: они молили пощадить тех разбойников, которые обесчестили и похитили их! Белый Медведь заплакал и даровал им жизнь.

Он перестал мстить и вернулся домой. Целые месяцы проводил он в бездействии, в безмолвных жалобах, как лиственный лес осенью. Волосы его побелели. Но здравый смысл и страсть к строительству взяли свое. За это время он продумал все до конца и определил судьбу Барсуков и свою.

Весна с двумя детьми осталась в прежнем жилище Белого Медведя; он забросал его землею, и насыпал над ним высокий курган. Сам же он поселился южнее, в прибрежном лесу, где росли крупные строевые деревья. Тут он начал строить новый корабль, такой длинный и широкий, что любопытные Барсуки, которые опять стали робко подходить к жилью Белого Медведя, долго ломали себе головы — каким образом он заставит это судно двигаться по воде. На носу корабля Белый Медведь опять посадил драконью голову с разинутой пастью, которая как будто смеялась жутким безмолвным смехом.

Но когда корабль был готов и спущен на воду со своими пустующими скамьями, на которых должно было поместиться двадцатью гребцами больше, чем было всех сыновей у Белого Медведя, — он высадился с сыновьями на берег, захватил ровно двадцать Барсуков, сильных, молодых мужчин, и привел их связанными на судно. К каждой скамье прилажены были медные кольца, которые он и надел на ноги своих пленников. Они уж думали, что пришел их конец, но Белый Медведь накормил их и обошелся с ними так заботливо, что они потупили глаза. Затем он попросил их взять в руки весла и грести. Тут они поняли, каким образом собирался Белый Медведь двигать свое судно.

Потом, когда они начинали тосковать по родине и, сравнивая свою прежнюю собачью жизнь с теперешним беззаботным и прочным положением, горестно вздыхали о прошлом, отчего убывала их рабочая сила, — Белый Медведь ободрял их похвалами их физической силе и обещаниями скорого ужина. Они страшно гордились силой рук, развивавшейся от гребли, и на похвалы умильно скалили зубы; хороший же ужин стоил того, чтобы приналечь на весла лишний часок в день. Барсуки стали хорошими гребцами и ни в чем не знали нужды. Белый Медведь забрал с собою на корабль и нескольких Барсучих, чтобы сильнее привязать к судну свою команду и обеспечить себе ее прирост в будущем.

Белый Медведь перенес на свой новый и вместительный корабль все свое добро: свои телеги, лошадей, домашний скот, сено, зерно, шкуры, орудия, медь и оружие. На корме помещался очаг, где горел огонь, который Белый Медведь мог зажигать и тушить по своему желанию. Порядок на корабле установился такой: Белый Медведь стоял у большого весла на корме и правил, а пленники гребли; на носу же помещались его сыновья, высматривая землю и не выпуская из рук оружия. Так пустились они в море.

И этот корабль, со всем, что на нем было, отдался на волю ветра, течений и обитавшей на нем живой силы; он сделался как бы живым островком, прообразом того расцвета способностей и умений, который вызывается волей и необходимостью и который распространился с Ледника на всю Европу, а затем, перебросившись через моря, стал тем, что впоследствии определило место белой расы в обществе.