Затерянная земля (Сборник)

И чтобы они перестали тесниться вокруг могилы Всеотца, Белый Медведь своею властью объединил их около нового знака — Огнеродящего Колеса. Эту святыню он утвердил в Упланде, прилегавшем одной стороной к морю, и положил начало большим жертвоприношениям в честь весеннего солнца, в огненном оке которого заповедал Ледовикам чтить древнего Одноглазого. Молодежь он посылал странствовать по морю, как сам странствовал когда-то; теперь же пора ему было осесть и упрочить царство, дух которого должен был наложить свой отпечаток на молодежь, чтобы она всегда помнила свою родину и вводила на чужбине обычаи Белого Человека.

И вот, Ледовики сомкнулись вокруг Белого Медведя под знаком Огненного Колеса и Молота. Многие из них после того, как и горные хребты освободились от льдов, перешли через них и создали Норвегию; другие вместе с Белым Медведем поселились на побережье и занялись земледелием. Впоследствии, молодежь превратила все европейские моря в свою родину, высаживалась в Англии, Дании, Германии, на побережьях Средиземного моря, расселяясь во все стороны, но крепко хранила свое единство.

Под старость Белый Медведь отдался наблюдениям за ходом небесных тел, уразумел годовой круговорот, сжился со звездами более, чем кто-либо до него, и, умирая, передал свое знание сыновьям. Они должны были хранить его втайне от всех, чтобы навсегда оставить за собою умение предсказывать положение солнца в различные времена года и, согласно этому, давать народу советы.

Сам Белый Медведь, пока был в полной силе, не прибегал для упрочения своей власти ни к каким тайным и темным знаниям. Искусство добывать огонь, открытое им, стало общим достоянием; он не хотел, чтобы оно послужило орудием закрепощения людей. Но он сделал Огненное Колесо священным знаком в руках всех и каждого, как знак вечной благодарности людей земле и солнцу и как символ плодородия. Влияние же свое Белый Медведь упрочил с помощью молота и своих сильных рук.

На досуге Белый Медведь составил описание своей жизни и высек его на вечные времена на одной из каменных плит скалистого плато. Ледник отшлифовал эту первую скрижаль. Описание заключалось в двух знаках: один должен был изображать корабль, а другой — колесо. Так зародились изобразительные искусства и литература.

Пока глаза не отказались служить, Белый Медведь продолжал работать и над деревом и над металлом, любовно придерживаясь каменных орудий, которыми владел так мастерски. Но в часы досуга он любознательно испытывал и медь и другие новые вещества, которые привозили ему в востока сыновья: все испытывал он на огне и примечал особенности каждого вещества. Как-то раз навестил его самый старший сын, Волк, и привез большую глыбу замечательного металла, которую положил прямо в руку старика, а было это еще раньше, чем медь вошла в общее употребление. Белый Медведь долго держал глыбу на вытянутой руке и внимательно рассматривал ее со всех сторон, взвешивал и ощупывал своими покрытыми шрамами, корявыми пальцами. Металл отличался холодным синеватым блеском, напоминавшим лед, был очень тяжел и тверд настолько, что не поддавался каменному резцу. Белый Медведь лизнул металл, и его горьковатый вкус напомнил ему солоноватую горечь моря; потом понюхал — пахло кровью. Тогда Белый Медведь впал в глубокое раздумье. Это было железо.

Из этой глыбы железа Белый Медведь и выковал себе новый молот, впервые изменив своему старому испытанному каменному оружию.

Сам Белый Медведь был еще так силен, что одним ударом этого железного молота мог уложить на месте лошадь перед жертвенным камнем, да так, что ни одной косточки не оставалось целой в ее черепе.

Но, умудренный старостью, он понял, что в народе навсегда останется потребность преклоняться перед его силой, — даже когда она перестанет существовать, — и это прозрение человеческого сердца еще раз задало работу его искусным рукам.

Белый Медведь почти все время проводил в своем зале, где всегда царила полутьма, и все привыкли видеть там его рослую фигуру, и относились к нему с подобающим Молотобойцу благоговением. Белый Медведь тем временем втихомолку вытесал столп по своему образу и подобию, дал ему в руки свой молот и поставил в темной глубине зала, где обыкновенно показывался народу сам. И, к его удовольствию, все входившие поклонялись этому изображению с тем же почтением, как и ему самому. Старик посмеивался в седую бороду, польщенный таким успехом дела рук своих и находя какую-то жестокую отраду в том, что так оправдалось его знание человеческого сердца.

Теперь он решил уйти на покой.

Он перестал показываться вне своего священного убежища, но продолжал мерещиться своим родичам в полумраке зала, с поднятым молотом в руках, и его старший сын, единственный посвященный, брызгал на него жертвенной кровью и передавал народу привет великого возницы и мореплавателя.