Затерянная земля (Сборник)

После этого размышления направили его по другому следу, более реальному и быстрее ведущему к цели. Белому Медведю хотелось перебраться через море, отделявшее его от юга; для этого ему надо было научиться плавать по воде, и он, сам того не зная, делал в этом отношении постепенные успехи. Покрывавшие низменность обширные озера и болота были окружены редкими порослями березы, осины и различных карликовых деревьев и кустов; порядочной высоты достигала лишь береза, но и та не давала сколько-нибудь крупных бревен. Поэтому пришлось выбросить из головы всякую мысль о переправе на древесных стволах. Черепахи же, попадавшиеся ему, были величиной всего с ладонь, и если Всеотец в самом деле приплыл на одной из них, то тут, разумеется, не обошлось без колдовства. Белый Медведь подметил, однако, что пустой черепаший щит хорошо держится на воде; форма его была приспособлена для этого как нельзя лучше. Беда только, что человек покрупнее черепахи, да и весит больше. Белый Медведь был прежде всего тяжеловесен, в чем ему то и дело приходилось убеждаться. Но, когда ему случалось бродить по болотистым местам с бесчисленными ручьями, он часто переправлялся через них по мосту из ветвей и кустарников, которые валил в воду, пока они не выступали на поверхность. Если же вода была слишком глубока и широка, он умудрялся набросать на воду такую кучу ветвей и даже целых деревьев, что она могла поплыть и сама, так что можно было переправляться на ней с помощью шеста. Чтобы куча не рассыпалась, он скреплял ее ремнями; и вот, из такой кучи и создался мало-помалу, путем бесчисленных повторений, — плот. Белый Медведь стал плотовщиком.

Он то и дело плескался в воде со своими новыми судами, все улучшая их; это занятие стало его второй натурой. Он испытывал всякого рода предметы — держатся ли они на поверхности воды, не пропускают ли воду, хорошо ли разрезают ее струи и сохраняют ли равновесие. Белый Медведь постоянно возился на берегу моря, по уши уйдя в свои мокрые опыты, посинев от холода и с капелькой на кончике носа; солнце подымалось и проходило над его головой, а он все возился. Он стал хорошим плотником и настоящим водником. И что всего замечательнее: ничего он так не боялся, как именно воды; инстинктивный ужас охватывал не знавшего страха богатыря, и заставлял его корчиться и реветь, как кабана, стоило ему попасть на глубокое место. Белый Медведь не умел плавать. Он видел, как другие животные весело лезли в воду, но такая привычка была ему не по нраву. Как раз, когда вода поднимала его, когда он чувствовал, как податливая и тяжелая сила выпирает его члены вверх, им и овладевал безумный страх, нелепая потребность уцепиться за что-нибудь, от которой он так и не мог избавиться всю свою жизнь. Его сыновья, наоборот, были прирожденными пловцами и ныряли в воде словно выдры; кожа у них была всегда холодная и сморщенная от постоянного купанья и беганья под дождем.

Все сыновья Белого Медведя были белокуры, с белой кожей, огрубевшей и сморщенной от постоянной сырости. Летом же на лицах у них высыпали веснушки, свидетельствовавшие о темной крови, примешанной к крови их рода матерями, выведенными из лесов: солнечный загар выступал в виде пятнышек. Белокурые же волосы детей отливали красноватым золотом, напоминавшим немножко о темных южных кудрях, выбеленных севером. Глаза сохраняли отражение летнего блеска Ледника. Сыновьям Белого Медведя предстояло стать славными мореходами.

Но чем беспомощнее был в воде Белый Медведь, тем больше имел он оснований задумываться над изобретением предмета, который сам собою держался бы на воде и мог, вдобавок, выдержать тяжесть его тела. Это была все та же мечта о поездке за море, и еще дальше; и это влечение унаследовали от Белого Медведя его сыновья.

Не будет преувеличением сказать, что Белому Медведю не сиделось на месте ни единого дня, пока они жили на побережье, и все-таки семья продолжала жить там, пока дети не подросли. Мальчики превратились в юношей с сильными, ловкими руками и хорошей памятью; они плотничали и ворочали мозгами вместе с отцом. Орудия создавали работу, а работа создавала орудия. Белый Медведь и его сыновья точили теперь свои каменные топоры и резцы, — в отличие от предков, которые довольствовались грубым обтесываньем. Много труда и времени было потрачено на то, чтобы отполировать твердый кремневый топор о точильный камень; но зато он и вонзался в дерево, где следует, не уродуя своим лезвием материал. Белый Медведь с сыновьями продолжали придумывать, и всякое новое изобретение делало их умнее. Они унаследовали взгляд Младыша, его зоркие, близко поставленные глаза, которые так и искрились, перебегая с предмета на предмет, над которыми он трудился. И, наконец, они добились того, что смастерили на берегу перед жильем первое судно.