Затерянные в джунглях

С этими словами Быков скрылся в отведенной им лачуге, откуда поспешил за мужской половиной племени. Бадди не бежал следом за ним, поскольку ушел с индейцами. Познакомившись с ачега, кокер отдал им явное предпочтение перед своими спасителями. Сталкиваясь с Быковым или Морин, пес виновато тыкался им в ноги влажным носом или вилял хвостом, но тут же спешил к новым хозяевам. Подобное поведение Бадди слегка обижало Быкова, но умом он понимал, что так будет лучше. Он и не думал забирать кокер-спаниеля с собой, потому что не принадлежал к числу собачников и слишком часто бывал в разъездах, чтобы держать Бадди дома. Не на старенькую же мать его оставлять. Морин тем более была не готова опекать пса. Одним словом, предательство кокер-спаниеля было на руку им обоим.

«Вот если бы и с Морин так было, – размышлял Быков, пробираясь в лесном сумраке и стараясь не потерять из виду индейца, замыкающего процессию. – Расстались бы без выяснений отношений, без взаимных упреков и лживых обязательств. У людей это редко получается. А тут еще эта дурацкая книга… И дернуло же меня согласиться в этом участвовать!»

Вздыхая и хмурясь, Быков продолжал идти вперед. Несмотря на то что солнце уже садилось, в джунглях было еще относительно светло. Этим они отличались от обычного лиственного или хвойного леса, знакомого Быкову с детства. Самые большие и раскидистые деревья росли здесь не сплошной массой, а по отдельности, на приличном расстоянии друг от друга. Благодаря этому солнечные лучи, не поглощаемые древесными кронами, проникали до самой земли.

Как давно успел заметить Быков, джунгли существовали как бы на двух уровнях. Верхний – это листва деревьев, зачастую не слишком густая, хотя и перемежаемая верхушками раскидистых пальм. Нижний – труднопроходимая чаща кустарника, бамбуковых побегов и трав, достигающих порой высоты человеческого роста. А соединялись эти «этажи» лианами, переплетенными, спутанными и закрученными самым невероятным образом. Они тянулись от ветки к ветке, висели между стволами, сползали вниз, стелились по земле, исчезали в чаще и вновь свисали откуда-то сверху. В этой путанице не было ни начала, ни конца, но она лишь на первый взгляд казалась хаотической. Между лианами и деревьями шла извечная борьба за свет, пространство, жизненные соки. Порой победу одерживали лесные великаны, и тогда уничтоженные лианы свисали с них, подобно порванным канатам. А иногда на глаза Быкову попадались деревья, засохшие в удушающих объятиях. На их мертвых стволах разрастались все новые и новые лианы, сами постепенно превращающиеся в подобие жилистых деревьев; некоторые из них были толщиной с торс Быкова.

Осторожно выглянув из-за одного такого причудливого ствола, Быков увидел прямо перед собой наполовину расчищенное от растительности пространство, занимавшее площадь приблизительно в квадратный километр. Небо было уже темно-синим, но над черной каймой джунглей висела идеально круглая луна, поэтому видимость была прекрасной. Тропические деревья и кусты образовали вокруг поляны довольно густые заросли, но сама она была покрыта лишь разросшейся травой, серебрящейся под луной.

Посередине возвышалось сооружение размером с пятиэтажный дом. По форме оно напоминало усеченный конус, широкий у основания и сужающийся кверху. Цвет башни был голубоватым – во всяком случае, такой она казалась в призрачном лунном свете. Индейцы на этом фоне напоминали черные тени, отбрасываемые непонятно кем.

Поставив носилки на землю, ачега разделились на две группы. Каждая из них растянулась в шеренгу таким образом, что Камила и Виктор оказались в середине коридора, ведущего к ступеням пирамиды. Было тихо, если не считать голосов ночных птиц, готовящихся к охоте или брачным играм. Посвист одной из них напомнил Быкову пение родного соловья, и его сердце сжалось от приступа ностальгической тоски.

Как он оказался в этой дикой чаще? Какое ему дело до этих индейцев, до австралийской женщины по имени Камила, до ее дружка, что ему Морин Клайв, в конце концов? Для чего он здесь? Его ли это жизнь? Может, правильнее сидеть дома и выезжать в чужие края лишь для кратковременной смены впечатлений? Какой смысл мотаться по миру? Он так огромен и зачастую равнодушен, а иногда и откровенно враждебен.

Эти вопросы всегда приходили в голову Быкову, когда он испытывал неуверенность в себе или страх перед неизвестностью. Это бездонное звездное небо показало ему истинные масштабы происшедшего. Почувствовав себя маленьким и слабым, Быков услышал американского «соловья» и захотел отступить в уютный ограниченный мирок, где все так привычно и знакомо, что неоткуда ждать неприятностей, подвохов, угроз. Это был неправильный посыл. Трусливый.

Оставив нежные трели за гранью своего восприятия, Быков сосредоточил внимание на приготовлениях к спектаклю, единственным зрителем которого являлся он сам.