«Я люблю тебя, моя дорогая. Будь счастлива. Конечно, я всегда мечтал найти в тебе свою наследницу и продолжательницу. Но неважно, исполнишь ты мою мечту или нет. Важно, чтобы сбылись твои мечты. Твои желания. Настоящие, а не наносные. Принимай решения сердцем, а не разумом. Разум обманчив. Сердце тоже. Но когда сердце одерживает победу над разумом, ты хотя бы ненадолго, но счастлив. А когда разум над сердцем – ты не будешь счастлив никогда. Я это знаю. Люблю, целую. Папа».
Я прикрыла рот рукой, чтобы не разрыдаться в голос. Слезы лились по щекам и губам, оставляя щемящее, царапающее ощущение в горле.
Нотариус ждал нас, чтобы огласить завещание. Оно было ожидаемым. Книги и ценности – музеям и университетам, где отец работал. Недвижимость и сбережения в Колумбии – Рамоне. Недвижимость и сбережения в Англии – мне. Официально папа с Рамоной женат не был. В Колумбии это не имело значения, они жили вместе больше трех лет112
. Но для британских юристов их отношения ничего не значили. Мне по завещанию предназначались материалы папиных научных исследований. И его главные богатства: галстук «старого итонца» и небольшая статуэтка на подставке – приз за победу в гребле. Всё из того же Итона.______________________________________
112 -
Глава 48. Брайан
Я проснулся в десять. Очень поздно. Я никуда не опаздывал. Там, где никто не приходит вовремя, опоздать невозможно. Но учитывая, что в шесть вечера здесь фактически наступает ночь, спать до десяти утра – слишком долго. Но мне было плевать. Я выспался. Да здравствуют блага цивилизации! Бритвенный станок, горячая вода из крана, уборная с туалетной бумагой. Широкая кровать. Даже слишком широкая для одного, но этот недостаток я был твердо намерен исправить. Келли оказалась крепким орешком, но и не таких раскалывали. Если есть орех, его можно расколоть. Вопрос лишь в объеме приложенных усилий. Сложнее всего «раскалыванию» поддаются девственницы, влюбленные и связанные моральными обязательствами. Девственница-парижанка – это само по себе анекдот. Жениха у нее тоже нет. Значит, вопрос в цене. Я озадачился подарком. Сложно было понять вчерашний пролет по-другому. Но я сам виноват. Явно дал понять, что с меня можно что-то поиметь за «поиметь». Неприятно. Я действительно повелся на блондинку как последний дурак. И крыша ехала, – да что там, летела, как фанера над Парижем. И несмотря на её (блондинки, не крыши) меркантильность, я всё равно хотел Келли до одури.
Но это потом. Всё потом. Гормоны, одурь, афродизиаки. Сначала работа.
Меня пытались припрячь на предмет отчета сразу по прибытии. Но я, в духе местных жителей, заявил традиционное «Маньяна, транкила!» Хотелось всех послать. В сельву. Нет, серьезно: они же не торопились меня спасать. Я не тороплюсь отчитываться. Мне кажется, в этом есть логика. Тем более что формально я уже несколько дней как вольный игрок, контракт завершен, так что я вообще никому ничего не должен.
«Маньяна» – это не день, следующий за «сегодня», как утверждают словари. В переводе с колумбийских реалий это всего лишь высказанное вслух намерение подумать о том, чтобы когда-нибудь выполнить свое обещание. Но так как я планировал покинуть эту страну, желательно – как можно скорее, то решил не плевать в колодец. Еще вчера я заказал в Тунхе, более продвинутой в вопросах Интернет-шопинга, ноутбук и теперь ожидал доставку. Предупредив ресепшен, я отправился отобедать остатками завтрака. Большущая чашка свежесваренного кофе примирила меня со скудным меню. Как быстро меняются наши потребности. Два дня назад у меня вообще меню не было. И я был рад подгоревшим орехам и несоленому попугаю, по вкусу напоминающему картон. А теперь ковыряюсь в тарелках, страдая от примитивности блюд. В этом вся суть человека. Ему всегда мало.