Карандаш привычно скользил по гладкой белой поверхности, рождая пугающие образы. Мертвецы в богатых уборах дались мне легко. Пока я глядела на них глазами Апони, я видела только блеск золота. Закончив рисунки, я посмотрела на скукоженные в позе эмбрионов мумии глазами цивилизованного человека. И содрогнулась. Странно, что образы умерщвленных наложниц и старшей жены совершенно не отложились в памяти. Видимо, юной индианке не было до них никакого дела. Забавно. Апони так возмущалась несправедливостью мира по отношению к ней, но с легкостью приняла смерть тех, с кем жила столько лет бок о бок в женской хижине. Правильно. Любая жизнь имеет ценность. Кроме чужой.
Много времени ушло на то, чтобы зарисовать скалу, Матхотопа на ней и клокочущие, мутные воды реки – внизу. Потом я взялась за Апони, внезапно повзрослевшую, но с детской надеждой на дне глаз. Я заканчивала обрюзгшего Вичаше и похожего на шакала Сеуоти с заискивающим взглядом, когда со стороны кукурузного поля послышались встревоженные голоса.
– Да здесь я, здесь, – буркнула я недовольно.
Послышался треск ломающихся стеблей. Вот так и появляются агроглифы, которые потом принимают за знаки внеземных цивилизаций.
Из рядов кукурузы появился взъерошенный британец, на ходу откидывая с лица пряди челки.
– Живая? – коротко спросил он, будто перед ним могла стоять не я, а свежеподнятый зомби.
– Нет.
– Жаль, – ответил на это Брайан и удалился в лесок.
Что – «жаль»?!
Следом за ним выбрался Эндрю. Его жесткие волосы ответили протестом на вчерашнюю попытку их прижать, и теперь торчали в разные стороны.
– Доброе утро, Келли, – сказал он и улыбнулся.
– Доброе утро, Эндрю! – ответила я и сошла с веток, жестом предлагая американцу выполнить ежеутренний ритуал розжига.
– Я еще немного принесу, – смущенно оправдал он свой поход в кустики.
Солнце взошло, и подозрительный огр превратился в прекрасную принцессу. Тьфу! В криворукого мямлю!
Брай тоже притащил какой-то довольно приличный ствол, который уложил неподалеку от сушняка. Видимо, решил, что теперь можно разводить костер в открытую. Ночь растаяла, забрав с собою страшные сказки.
– А-а-а-а! – дикий вопль колумбийца разорвал благостную тишину утра.
– Отавиу! – крикнул британец.
Из леса, на ходу застёгиваясь, вылетел Додсон.
Со стороны ночлежки послышался шорох.
Уэйд дернул меня с бревна и толкнул назад. Я с удовольствием прижалась к его горячей спине. А он, словно нечаянно, забыл выпустить мою ледяную ладонь и положил себе на грудь.
В просвете между стеблями, качаясь, появился колумбиец.
– Где я? – испуганно произнес он.
Видимо, галлюцинации еще не прошли.
– Где мы? – исправился он, оглядывая спутников.
Ан нет, прошли. Испарились, вместе с памятью.
– Дайте пить, – попросил Тавиньо, падая на бревно и хватая мой блокнот. Деликатность и вежливость на месте, освобожденном памятью, не появились.
– Фу! – прокомментировал он, добравшись до сегодняшних рисунков. – Гадость какая! А это у них что? – Ферран ткнул пальцем в щиток на груди мумии.
Что, что. Бижутерия!
– Кто это? – спросил подсевший Эндрю.
– Отец Апони и жрец, – пояснила я.
– Мало он как-то жрал, – хрюкнул Отавиу своей шутке.
Американец тем временем выдернул у колумбийца блокнот и долистал рисунки.
– А брата Августина не было? – уточнил он.
– Брата какого Августина? – Ферран переводил взгляд с меня на Эндрю и обратно, и на его лице отражались сомнения в психическом здоровье. То ли в нашем, то ли своем.
– Тавиньо, Келли вчера нам рассказывала про свои сны, – Брайан жестом потребовал у американца зажигалку и занялся костром.
Я села рядом.
– А я где в это время был? – удивился колумбиец. – И где мы, черт возьми, находимся? И как сюда попали? Где все?
– Мы находимся на кукурузном поле. Кукурузу хочешь? – спросил у него Эндрю, указывая рукой на торчащие в небо початки. – Будешь?
– Не-е-е, – Отавиу скривился, будто ему предлагали моченых червяков, и прозвучало это ближе к «Бе-е-е!». – Я теперь долго ничего есть не смогу. Что мы вчера пили?
– Не хочу тебя расстраивать, но не пили, а ели. Причем только ты, – деликатно поправил его Брайан.
И сел рядом со мной, обнимая и согревая.
– Мы думаем, это была бурунданга, – обрадовала я.
Футболист отфейспалмил.
– А потом что было? – настороженно спросил он.
– А потом мы немного постреляли, угнали машину и сбежали, – оптимистично закончил Эндрю.
– Постреляли?… Угнали?… Сбежали?… – потерянно повторял Отавиу.
– Тебе предлагали остаться. Ты не захотел, – уведомила я.
– Это хорошо, – закивал он. – Хорошо, что не остался.
Колумбиец отобрал блокнот у Додсона и уставился в него пустым взглядом.
– А это что, золото? – спросил он. – А это где?…
Ферран рассматривал скалу.
– А что тебе сегодня снилось? – спросил Брайан, поворачивая и наклоняя ко мне голову, будто собирался поцеловать.
Я сглотнула набежавшую слюну и опустила взгляд.
И начала рассказывать. Так, в двух словах. Хотя совсем избежать неприятных моментов с участием старых козлов Вичаше и дядюшки Апони не удалось. Раз уж я их нарисовала.
– А что, они действительно прямо так и жили? – удивился Эндрю.
Я пожала плечами.