Затерянные в Гималаях. Путешествие в поисках себя, обернувшееся катастрофой

В Манали Сьюзи ждала у себя в номере в отеле, просидев все утро на балконе и глядя на горы, частично скрытые облаками. Она слушала песню из саундтрека к фильму «Последний из могикан», который они с сыном смотрели вместе семь раз, когда он только вышел: No matter where you go I will find you / If it takes a thousand years («Куда бы ты ни пошел, я найду тебя, даже если на это уйдет тысяча лет»). Она услышала стук в дверь. За ней стоял Скилс, который подарил ей то, что нашел на берегу реки: посох-флейту. Сьюзи крепко сжала его в руках, этот предмет из Индии, который ее сын брал с собой, куда бы он ни отправлялся. Она подарила Шетлеру его первый инструмент, мандолину, когда он был подростком, и теперь она держала в руках последний. Сьюзи знала, что флейта-посох была талисманом для ее сына, символом двух дорогих ему вещей — музыки и исследований, слитых воедино. Он использовал его, чтобы заземляться, писать музыку и уверенно ходить. А еще она знала, что он бы ни за что не расстался с ним так легко.

* * *

Полиция Куллу потребовала, чтобы Сьюзи передала предметы, найденные на берегу реки, на случай, если среди них есть улики. Но ей было трудно отпустить их, зная, что, как только они попадут в руки полиции, вряд ли она когда-нибудь увидит их снова. Поэтому они со Скилсом разработали план. Они отнесли флейту Шетлера в магазин музыкальных инструментов в Манали, намереваясь изготовить дубликат, который можно было бы передать полиции. Они полагали, что какие-либо важные улики, например отпечатки пальцев, вряд ли еще остались, учитывая, сколько времени прошло. В магазине Сьюзи купила флейту такого же размера и кусок бамбука, чтобы прикрепить его с одной из сторон. Они обвязали один конец красной ниткой, совсем как у Шетлера. Однако, когда они попытались, как это сделал он, соединить две части вместе, флейта-обманка раскололась посередине. Они посмеялись над тем, что их план рухнул, когда поняли, что талисман Шетлера невозможно повторить.

Самая большая надежда получить информацию или зацепки по-прежнему была связана с Раватом. После допроса в присутствии Сьюзи и Скилса в Куллу садху содержался под стражей за железной решеткой в маленькой камере полицейского комплекса в Маникаране. Теперь Сьюзи начала готовиться к тому моменту, когда она сможет задать садху вопрос прямо, на своих собственных условиях. Если Рават, Шетлер и Кумар отправились из Кхеерганги на озеро Манталай 28 августа, как сказал садху, Сьюзи хотела знать, что ее сын делал через неделю после отъезда из Калги 22 августа. Вернулся ли он в свою пещеру? Она хотела знать, когда и где именно Рават видел его в последний раз. Почему он по-разному рассказывал свою историю? Раньше садху утверждал, что они с Шетлером и Кумаром добрались до озера Манталай 4 сентября, но если это правда, то каким образом Санни Панчал и Нирмал Патель могли увидеть, как Шетлер спускается вниз, и сфотографировать его за день до этого? Неужели Рават просто неправильно посчитал дни августа или это свидетельствует об очередной нестыковке в его истории?

Еще Сьюзи хотела знать, почему полиция тянула время целых десять дней, пока не приехали они со Скилсом. Почему они тут же не задержали Равата и Кумара? Почему они быстро не начали согласованные поиски в верховьях долины?

По словам одного человека, который тесно сотрудничал со Сьюзи и Скилсом на местах в Индии, полиция Куллу была «не подготовлена и не мотивирована», чтобы полностью посвятить себя длительному поиску, и прилагала усилия только для того, чтобы успокоить семью и американское посольство, которое оказывало давление на их департамент. Департамент прекрасно знал об истории исчезновения иностранных туристов на карте долины Парвати. Шаги, предпринятые департаментом, включая арест Равата и Кумара и согласие отправить полицейских в высокогорную долину на вертолете, который нашел Скилс, были сделаны под давлением посольства, не сравнимым с тем, которому оно когда-либо подвергалось в предыдущих случаях пропажи людей. Сьюзи подтверждает, что полиция была безразлична. «Я боролась за жизнь своего сына, — говорит она. — Я боролась за то, чтобы они признали, что он действительно пропал без вести».