Затерянные в океане

Я проснулся от воя – так обычно воет ветер в мачтах. Я огляделся. Никаких мачт поблизости, никаких парусов. Подо мной ничего не двигалось и не плескалось, ветра тоже не было. Где-то вдалеке лаяла Стелла. И лежал я вовсе не на палубе, а на песке. Вой превратился в визг, и этот визг так жутко нарастал и нарастал, а потом, отдаваясь эхом, постепенно стих.

Я сел. Я был на берегу, на широкой белой песчаной полосе, а за спиной у меня пышно и густо росли деревья, подступая прямо к берегу. Потом я увидел Стеллу – она носилась по мелководью. Я позвал её, она выскочила из моря и со всех лап помчалась ко мне, неистово крутя хвостом. И когда закончились все подпрыгивания, облизывания и обнимания, я с трудом поднялся на ноги.

Ослабел я порядочно. Я посмотрел по сторонам. Пустынное синее море, безоблачное синее небо – никакой «Пегги Сью». Ни единой яхты. Ничего. Никого. Я снова и снова звал маму и папу. Звал, пока слёзы не подступили к горлу. Зачем кого-то звать, ведь бесполезно же. Я постоял какое-то время, пытаясь сообразить, как же так вышло, что я выжил и попал сюда. Я помнил что-то такое смутное – как меня схватили, как втянули на борт «Пегги Сью». Но понятно, что ничего этого не было. Это всё мне привиделось от начала до конца. Я, должно быть, держался-держался за мяч, а потом соскользнул. Мяч, наверное, тоже где-то здесь. Но я его не видел.

Стеллу-то, конечно, все эти мои домыслы вообще не волновали. Она притаскивала мне палки, я их бросал в море, а она неслась галопом следом. И ничто в целом мире её не тревожило.

Вдруг снова раздался этот вой, и Стелла вся ощетинилась. Она кинулась ко мне на берег, захлёбываясь лаем. Она лаяла и лаяла, пока последний отзвук эха не затих. В этот раз вой был жалобный, даже по-своему мелодичный, совсем не жуткий. И я, кажется, узнал его. Я такой вой слышал в Лондонском зоопарке. Гиббоны, «угарные гиббоны», так их папа назвал. До сих пор не знаю почему. Но мне нравилось само это словцо: «угарные». Может, из-за него я и вспомнил про гиббонов.

– Это всего лишь гиббоны, – сказал я Стелле. – Угарные гиббоны. Они нас не тронут.

Правда, уверенности в этом у меня не было.

С того места, где я стоял, был виден огромный холм, даже скорее гора в стороне от берега, и деревья на её склоне росли редко. С голой скалистой вершины, если туда взобраться, должен открываться отличный вид на море. А может, оттуда удастся разглядеть какой-нибудь дом, или ферму, или дорогу и я смог бы найти кого-то, кто мне поможет. Но вдруг я уйду с берега, а тут родители за мной явятся, что тогда? Нет, всё же стоит попытаться, решил я.

Я пустился бегом, Стелла не отставала, и уже скоро мы очутились в прохладной тени деревьев. Вверх по склону вела узкая тропка, как мне показалось – в нужном направлении. По ней я и двинулся – по большей части бегом, на шаг переходил, только когда подъём делался очень уж крутым. Джунгли вокруг кишели разными тварями. Птицы квохтали и пронзительно вскрикивали у меня над головой, над деревьями разносился тот самый вой, но теперь он звучал как будто дальше.

Но звуки-то – это ещё ерунда. Гораздо больше меня пугали глаза. Я ощущал на себе сотни и тысячи пытливых взглядов. Стелла, скорее всего, тоже что-то такое ощущала, потому что она вела себя необычно тихо, то и дело поглядывала на меня в поисках сочувствия и защиты. Я старался как мог её ободрить, но сам боялся, и от Стеллы этого было не скрыть.

Я-то думал, что это будет лёгкая и быстрая прогулка, а вышла целая разведывательная экспедиция. Мы, совсем измотанные, выбрались из-под деревьев, кое-как вскарабкались по каменистому осыпающемуся склону и наконец оказались на вершине.

Солнце так и полыхало. Я только сейчас ощутил, как свирепо оно жарит. Я обшарил взглядом горизонт. Может, где-то вдали и проплывает парус, да только я его не вижу. А если бы и увидел – что с того? Костёр я разжечь не смогу – спичек нет. Пещерные люди добывали огонь двумя палочками, но я-то так не умею. Я снова огляделся по сторонам. Море. Море. Ещё море. Кругом ничего, кроме моря. Я на острове. И я тут один.

Остров в длину был всего-то мили две-три, не больше. По форме он смахивал на вытянутый арахис, только один конец пошире другого. По обеим сторонам сверкали белые песчаные пляжи. На дальнем конце высился ещё один холм – покруче моего и заросший погуще, но не такой высокий. Две каменные вершины, а остальное – джунгли. И никаких признаков человеческого жилья. Но даже тогда, полный тягостных тревог и всяких мыслей об ужасности своего положения, – даже тогда, стоя на вершине, я не мог не восхищаться тем, что видел. До чего же всё это было потрясающее: зелёный изумруд острова, обрамлённый белым песком, и вокруг – блистающая шелковистая синева моря. Может быть, меня заворожила красота этого места – и я из-за этого не так сильно упал духом. Наоборот, у меня даже настроение поднялось. Я жив. Стелла Артуа тоже жива. Мы оба с ней выжили.