Затерянные в океане

Орангутан уселся и какое-то время рассматривал меня со спокойным интересом. Потом он отвернулся, невозмутимо почесал физиономию и неуклюже затопал прочь. Один раз он остановился, посмотрел на меня через плечо и после этого скрылся под сенью джунглей. Глядя ему вслед, я решил, что, наверное, это старик послал орангутана следить за мной. Он вернётся к старику и всё ему про меня расскажет. Ужасно глупая мысль, но я помню, что о чём-то таком думал на полном серьёзе.

В ту ночь над островом разразилась буря – бушевал яростный шторм, в небе полыхали молнии. Ветер с дождём так шумели, что никак было не заснуть. Гигантские волны с рёвом обрушивались на берег, и подо мной содрогалась земля. Я затащил свою циновку в самый дальний угол пещеры. Стелла улеглась рядышком и тесно ко мне прижалась. И я, надо сказать, был совсем не против.

Буря не утихала четыре дня, но даже в самые ненастные из них меня неизменно ждали рыба и фрукты, прикрытые жестяной миской. Только теперь старик не клал еду на каменный выступ, а тщательно подсовывал под него. Мы со Стеллой почти не выходили из пещеры – просто сидели и смотрели на хлещущий снаружи дождь. Я заворожённо наблюдал за гигантскими волнами – как они накатывают из открытого моря, сгибаются, рушатся на берег и взрываются, словно хотят расколотить остров на мелкие осколки, а нас всех уволочь в океан. Я вспоминал о маме с папой на «Пегги Сью» – где-то они сейчас? Хоть бы этот тайфун – а это был именно тайфун – обошёл их стороной.

В одно прекрасное утро буря стихла так же внезапно как началась. Солнце радостно засверкало на голубом небе; джунгли завели свою песню с того места, где прервали её. Я решился вылезти наружу. Повсюду капало, от всего шёл пар. Я сразу же отправился на Сторожевой Холм посмотреть, не видно ли кораблей. Может, какой-нибудь сбился с курса или нашёл себе убежище у нас на острове. Никаких кораблей, к моему разочарованию, не обнаружилось. Зато обнаружилось, что сигнальный костёр не пострадал. Правда, весь насквозь отсырел и зажечь его в ближайшее время не получится. Придётся подождать, пока растопка высохнет.

Весь день густой воздух исходил жаром. Даже дышать было трудно, не то что двигаться. Стелла только и могла, что лежать с высунутым языком. Прохладу давало лишь море, поэтому я чуть ли не весь день просидел в воде и иногда кидал палку Стелле, чтобы ей было веселее.

Я, подрёмывая, качался на волнах, как вдруг до меня донёсся голос старика. Он спешил ко мне по пляжу, с криками потрясая своей палкой:

– Ямеро! Абунай! Опасно! Понимать? Не плавать!

Он казался не сердитым, как в прошлый раз, а скорее встревоженным.

Я огляделся по сторонам. Волны ещё были, но уже довольно спокойные, последнее дыхание шторма. Они накатывали на берег мягко и устало.

– Почему? – крикнул я в ответ. – В чём дело?

Он отбросил палку на песок и зашлёпал ко мне по отмели:

– Не плавать. Дамеда! Абунай! Не плавать.

Старик цепко ухватил меня повыше локтя и силком потащил из моря. Хватка у него оказалась железная, так что сопротивляться вряд ли имело смысл. Он отпустил меня только на берегу. Несколько мгновений старик переводил дыхание.

– Опасно. Очень нехорошо. Абунай. – Он указывал куда-то в море. – Не плавать. Очень нехорошо. Не плавать. Ты понимать? – И он напряжённо уставился мне в глаза, как бы говоря, что это не совет, а приказ и моё дело подчиняться. Потом он развернулся и, подняв палку, углубился в джунгли. Стелла побежала было следом, но я позвал её назад.

Меня так и подмывало ослушаться старика. Броситься в море, резвиться там до посинения и верещать при этом погромче, чтобы он слышал. Вот тогда он у меня попляшет, думал я. Потому что – сколько уже можно? Так же нечестно! Сперва он мне костёр разжечь не дал. Потом засадил на край острова. И купаться тоже, значит, нельзя! На языке у меня тогда много чего вертелось. Но ничего из этого я не стал говорить вслух. И в море я не полез. Я выбросил белый флаг. Сдался, потому что иначе-то никак. Куда я без его кормёжки? Пока мой костёр не высохнет, пока не появится новый корабль, надо делать, что велят. Выбора у меня нет. Я вылепил из песка лежащую фигуру и решил, что пускай это будет старик. И от души на нём попрыгал, чтобы вся злость вышла. Мне чуточку полегчало, но, если честно, не особо.