«Нож они взяли с любопытством, — вспоминала Маргарет. — Мы попытались показать им, что леденцы можно есть. Мы открывали рты, брали леденцы в рот, облизывались и казались очень довольными — хотя по вкусу они нам напоминали яд. Конечно, туземцы нас не понимали. Мы подумали, что стоит дать конфету кому-нибудь из мальчишек, сопровождавших Пита и его людей. Но когда мы протянули конфеты детям, „Смутьян“ начал бегать и кричать. Он не успокоился, пока мы поспешно не отступили».
Встревоженная, Маргарет порылась в кармане и нашла компактную пудру с зеркальцем. Она открыла ее и протянула «Питу», чтобы он увидел свое отражение. Довольный Вимаюк передал зеркальце другим туземцам. «ЕСЛИ И ЕСТЬ В МИРЕ ЧТО-ТО, ЧТО ПОМОГАЕТ ПОДРУЖИТЬСЯ С ДИКАРЯМИ, ТО ЭТО ДЕШЕВАЯ КРАСНАЯ ПЛАСТИКОВАЯ ПУДРЕНИЦА ИЗ АРМЕЙСКОГО НАБОРА, — ПИСАЛА В ДНЕВНИКЕ МАРГАРЕТ. — ОБНАЖЕННЫЕ ТУЗЕМЦЫ ПРИШЛИ В ВОСТОРГ И ЗАТАРАТОРИЛИ, КАК СОРОКИ, ПРИ ВИДЕ СОБСТВЕННЫХ ЛИЦ».
— Мэгги, — сказал Деккер, — ты должна написать домой, чтобы миссионеры запаслись пудреницами.
МАРГАРЕТ БЫЛА ИСТОЩЕНА и физически, и эмоционально. Обожженные ноги мучительно болели, и она буквально рухнула на землю. Туземцы тут же сгрудились вокруг нее, присели на корточки и стали смотреть. Маргарет взглянула в зеркальце и сразу же поняла причину их любопытства.
В дневнике она написала, что стала вовсе не первой белой женщиной, которую увидели дикари. Она была «первой черно-белой женщиной». Из-за ожогов левая сторона ее лица потемнела, а правая оставалась белой. Брови и ресницы были опалены, а нос распух. Стрижка Макколлома не помогла — когда-то красивые и блестящие волосы Маргарет теперь торчали клоками во все стороны. Маргарет и не догадывалась, но больше всего туземцев поразили ее яркие голубые глаза.
Она смотрела на туземцев. Туземцы смотрели на нее. И неожиданно Маргарет почувствовала облегчение и даже радость. «В тот момент я не могла бы любить Пита и его людей больше, чем если бы они были нашими кровными братьями, — написала она. — Они оказались, скорее, Каспарами Милктостами (так звали мягкосердечного героя комиксов) с черными лицами, а вовсе не охотниками за головами и каннибалами. Я была им бесконечно благодарна».
Макколлом подвел «Пита» к Маргарет и Деккеру, чтобы показать ему их раны. Вождь туземцев торжественно кивнул. Маргарет не могла не почувствовать симпатии к этому человеку.
«Он смотрел на нас и снова и снова повторял: „A-а, а-а, а-а“. Мы поняли — он пытается сказать нам, что ему жаль нас и он хочет помочь. Но единственное, что мы слышали, это было „А-а, а-а, а-а“ — снова и снова». На самом деле это слово вовсе не принадлежало к словарю яли или дани. Это было обычное междометие, какие часто встречаются в речи европейцев для того, чтобы продемонстрировать интерес.
«Пит» осмотрел рану на голове Деккера. Он подошел ближе и дунул в рану. «Мне впервые показалось, что Деккер вот-вот грохнется в обморок, — записала в дневнике Маргарет. — Старый Пит перешел ко мне и дунул на мои ноги и руки. Я подумала, что мне сейчас будет плохо. Более зловонного дыхания, чем у Пита, не было на всей земле».
«Мы пришли к выводу, что дыхание вождя должно обладать неким целительным свойством, — продолжает Маргарет. — Наверное, это был такой обычай, как возложение рук в других частях света. Но мы с Деккером этой чести не оценили».
Американцы почти догадались о смысле действия, но все же не до конца. Маргарет и Деккер получили потрясающий подарок. Вождь показал им, что те, кто нашел их, голодных и холодных, на поле сладкого картофеля, от души желают им выздоровления.
КОГДА ЧЛЕН ПЛЕМЕНИ яли или дани получал в бою ранение, физические страдания тревожили его меньше всего. Больше всего туземцы страшились того, что через рану может выйти самая суть их существа, «этай-экен», «семена песен». Короче говоря, их душа.
Жители долины отличались хорошим физическим и духовным здоровьем. Они полагали, что «этай-экен» живет в верхней части солнечного сплетения, прямо под грудной клеткой. Ожерелье из раковин, которое носил вождь, закрывало именно это место. Судя по всему, главной его целью была защита «этай-экен». Когда человек страдал от боли, «этай-экен» перемещался с передней части груди на спину. Подобное перемещение являлось духовной катастрофой и угрожало самой жизни человека. Естественно, что в таких случаях нужно было сразу же принимать экстренные меры.