— Мой отец отправился в Америку по торговым делам моего деда. Дед надеялся, что путешествие и трудности, встречающиеся в пути, обуздают его нрав. Но он ошибся. Отец влюбился в девственную природу. Фактически, он так и не вернулся к матери.
— Он не послал за своей семьей?
— Нет. Он прислал деньги, чтобы обеспечить нас… по долгу совести. Но мама потратила их на собственные поездки. Она переехала в Нью-Плимут.
— Твоя мать, должно быть, удивительная женщина.
— Да. Даже отец был потрясен. Его не интересовал Нью-Плимут, и он перевез нас в Нью-Амстердам. Здесь постоянно находился компаньон отца, торговец Питер Ван Хорн. Он присматривал за нами, когда отец бывал в отъезде. А уезжал он часто и надолго. Однако, мне посчастливилось хорошо узнать его. Мой отец по-своему был добрым человеком.
— Когда он умер?
— Около семи лет назад. Уже на смертном одре он признался, что у него есть еще одна жена, — лицо Джона исказилось от боли.
— О! — не удержалась от восклицания Шеннон.
Джон холодно кивнул.
— Можешь представить, что там было. Если бы он не умирал, я, наверное, задушил бы его собственными руками.
— Какое потрясение для твоей матери!
— Это еще не все. Он не просто пренебрегал ею, — слегка прихрамывая, Джон начал ходить по комнате. — Он не был верен ей. Я не раз слышал, что французы женятся на индианках, нo…
— Она была индианкой? — поразилась Шеннон. — А как ее звали?
— Оджибва. После смерти отца мама отправила меня на ее поиски. Я должен был сообщить ей, что она овдовела. Мама сочувствовала ей, она была удивительной женщиной. — Джои остановился, расправил плечи. — Это предыстория моей встречи с Кахнаваки. Я путешествовал в глубине страны, где был вовлечен в драку с бандой индейцев-шони. Они бы прикончили меня, если бы не Кахнаваки. Мы с ним бились бок о бок. Кахнаваки прекрасно владеет ножом, я — кулаками. Мы здорово дрались, но были в меньшинстве.
Шеннон видела, что воспоминания о том бое захватили его.
— А сколько было шони? — застенчиво спросила она.
— Восемь, — Джон усмехнулся. — Правда, с ними был пленный, которого нужно было охранять. Поэтому с нами дрались только семеро, но…
— Семеро против двоих!
— Да, драка была что надо. Временами мне казалось, что меня вот-вот убьют. Потом мы стали их теснить. Это нас опьянило. Кахнаваки был похож на сумасшедшего. Наверное, это роднит вас. Глядя на него, и я дрался, словно одержимый. В конце концов, мы их разогнали.
— Здорово!
— Я думал, мы отправимся залечивать раны, но у Кахнаваки были другие планы. Он совсем плохо говорил по-английски, я не знал ни слова по-ирокезски; тем не менее, он умеет быть убедительным. Он сказал, что мы должны освободить пленника шони. Им был сын одного высокопоставленного мохаука. Кажется, — по лицу Джона пробежала тень неудовольствия, — Кахнаваки спас мою жизнь из корыстных побуждений. Он нуждался в помощнике для освобождения пленника.
— Саскуэханноки — союзники мохауков?
— Мохауки входят в союз ирокезов. С этой точки зрения они и саскуэханноки — враги. Но у Кахноваки было «видение», как он это называет. Первый шаг — снискать доверие мохауков — был блестящим. Когда мы вернули юношу родителям, с нами обращались, словно с членами семьи вождя.
— С тех пор ты и Кахнаваки — друзья!
— Он привел меня в большой вигвам своей матери. Я понравился его отцу, почтенному вождю, и он многому научил меня. Мне хотелось остаться. Но я был нужен матери и Мередит. Мне было предначертано быть хорошим сыном и братом, даже тогда…
— Даже тогда, когда понял, что очень похож на своего отца?
От ее замечания лицо Джона застыло, будто от оскорбления. Потом смягчилось.
— Величие диких лесов, незамутненных рек… покорили меня. Я вернулся в Нью-Амстердам, надеясь убедить мать уехать в Англию. Я бы скучал без них. Но я уже взрослый человек. И тогда я подумал о спокойной, без приключений жизни торговца… Я знал, что Питер Ван Хорн, как всегда, заботится о них. Когда я вернулся после годичного отсутствия, Питер сообщил, что сделал предложение моей матери.
— О-о…
Джон весело рассмеялся.
— Определенно, я не знал, что сказать. Жизнь быстро менялась. Мать согласилась выйти замуж, но настаивала на двухгодичном трауре… Не то, чтобы отец не заслужил этого… Но я остался с ними, хотя сердце мое уже принадлежало лесам. Тогда-то я и решил, что никогда не женюсь на белой женщине. Я не хотел вести двойную жизнь, как мой отец. Во время путешествия я видел, что многие французы женятся на индианках, что не так уж плохо. Так я избегал соблазна и занимался делами.
— Целый год? И тебе не наскучила такая жизнь?
— Я все время был занят. Ликвидировал наш бизнес и, — Джон смущенно улыбнулся, — учился. Чтобы быть незаменимым для саскуэханноков.
— Учился? О! Сейчас угадаю. Кузнечному делу.
Катлер расхохотался.
— Ты уже все тут высмотрела, мисс Шеннон?
— Я лишь взглянула, — призналась она, — что у тебя там. Что ты куешь?