Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017

Класс в малом корпусе ничем не отличался от обычного, разве что казался просторнее: большую часть парт из него вынесли. Лешка почувствовал укол разочарования. Он сам не знал, чего ожидал — то ли какого-то особого шика, то ли сверкающих, загадочных артефактов в шкафу, — но увидел только портреты на стенах, ничем не отличимые от портретов писателей в классе русского языка. Даже физиономии у них были одинаковые — серьезные до оскомины и большей частью бородатые. За тремя столами под доской (тоже самой обыкновенной) сидели учителя. У одной из училок, блеклой, будто застиранной, глаза были красные и заплаканные. Наверное, класснуха этого Борьки, догадался Лешка.

Среди учительниц возвышался толстый дядька с красным круглым лицом и носом-кнопкой. Он казался смутно знакомым — будто Лешка видел его однажды, давным-давно. Но память подсовывала только ряд шкафчиков с нарисованными фруктами. На Лешкиной дверце — пухлая бледная груша; рядом с ручкой — царапина, похожая на летящую птицу. «А теперь, дети, кто сумеет сделать этот кубик красным, тот получит конфетку…» У дядьки — целый пакет «Мишек на Севере»; рот Лешки наполняется слюной, он почти чувствует восхитительный вкус шоколада. В голове жужжит от напряжения, как будто туда засунули трансформатор. «Ну-ка, Лешенька, попробуй позвать гномика. Постарайся». Еще одна конфета. И еще одна. Незнакомый дядька сияет, как масленый блин.

Лешка сидит за столиком спиной к двери и смотрит в темное окно. Пахнет хлоркой и молочным супом. Последняя конфета жжет карман. Каждый раз, как дверь в группу открывается, пенка в Лешкиной тарелке морщится от сквозняка. Он не оборачивается. Если не оглядываться, тот, кто открыл дверь, может оказаться наконец мамой.

Вечность спустя так и происходит.

Еще одну вечность спустя Лешка протягивает конфету отцу. На голубой обертке проступили жирные пятна, аккуратный брусок превратился в бесформенный ком, но Лешка изнемогает от гордости. Тяжелая рука обрушивается на затылок, обрывая сбивчивый восторженный рассказ, и «Мишка на Севере» падает (а ну быстро убери намусорил) на пол.

— Кононов, спустись с небес на землю, — недовольно окликнула завуч, и Лешка вздрогнул, очнувшись.

— Кононов Алексей… — Толстый дядька радостно потер руки, будто предвкушая что-то приятное. — Как же, помню, помню… Ну, приступим.

«Я придумал Машину, — подумал Лешка, с отчаянной наглостью глядя толстому в глаза, — теперь вы меня не приберете». Он думал о Машине упорно, будто творил заклинания, и они сработали: на красной роже все явственнее проступали разочарование, недоумение, а потом — веселый, злой интерес. Маленькие светлые глаза цепко щурились, и от этого взгляда у Лешки зудел лоб. Толстяк азартно сыпал одно задание за другим, кивал с видом заговорщика, когда Лешка снова проваливался, и выдавал новую задачу. «У меня есть Машина, — думал Лешка, — а ваши тесты — чушь собачья».

— Сергей Иванович, — взмолилась наконец завуч, показывая глазами на часы, и толстяк разочарованно откинулся на спинку стула.

— Что ж… — пробормотал он. — Зря.

Лешка молча пожал плечами.

* * *

Утренний мороз сменился крупным, пушистым, почти теплым снегом, и Лешка шел не спеша, то и дело поддаваясь искушению высунуть язык, чтобы поймать снежинку. «Вот и все, — билось в голове, — вот и все, вот и все». В портфеле лежала официальная бумага с кучей граф, подписей и печатей, но самый главный штамп был огромным, четким и красным, как кровь. «Специальные способности отсутствуют». Нет у него способностей, полный ноль. Получилось. Получилось. Ликования не было — только болезненно-приятное чувство опустошенности, будто Лешка наматывал круги по школьному стадиону под окрики тренера, пробежал целых десять километров, а теперь наконец остановился и знает, что бежать больше не придется. В их семье нет и не будет халявщиков, и бумажка в портфеле подтверждала это на все сто.

Надо будет разобрать Машину, думал Лешка, а то засекут еще — объясняй. Теперь (он хороший) отец будет меньше злиться. Лешка доказал, что он свой. Полный, абсолютный магический ноль. Никакой не халявщик.

Мама была уже дома — жарила рыбу. По квартире неслись вкусные запахи, и Лешка почувствовал, как сводит от голода желудок. Наконец-то они поужинают все вместе. И отец будет улыбаться, подшучивать над Лешкой и класть ладонь маме на коленку.

Лешка вымыл руки, вошел на кухню, сдерживая торжествующую улыбку. Мама бросила на него быстрый, какой-то испуганный взгляд и отвернулась к плите. Отец читал; зная по опыту, что открывать рот в такие моменты не стоит, Лешка тихо присел на табуретку, ругая себя. Мог бы сразу нырнуть в комнату — отсиделся бы, пока не позовут ужинать. А теперь и не уйти.

— Здороваться тебя в школе не научили, — не отрываясь от газеты, заметил отец.

В горле мгновенно пересохло; Лешка неловко дернул головой, но промолчал. Все шло как-то не так.