Затерянный город Z

Фосетт и Чиверс в конце концов бросили своих вьючных животных, сделав из бревен и веревок плот и отправившись на нем в плавание к амазонскому фронтиру – кучке крошечных городков вроде Доджа[19], с издевательскими названиями (Надежда, Прекрасная деревня): эти городки за последнее время втиснули в джунгли те поселенцы, что прорубали лес, подпав под очарование oro negro – «черного золота». Христофор Колумб первым сообщил{19} о том, что видел, как индейцы бросают отскакивающий от земли шарик, сделанный из странного клейкого вещества, сочащегося из тропических деревьев, но лишь в 1896 году, когда Б. Ф. Гудрич изготовил первые в Соединенных Штатах автомобильные шины, каучуковая лихорадка охватила Амазонию – территорию, практически обладавшую монополией на добычу высококачественного латекса. В 1912 году одна только Бразилия{20} экспортировала каучука более чем на тридцать миллионов долларов (сегодняшний эквивалент – почти полмиллиарда). Каучуковые бароны превратили Манаус, расположенный на Амазонке, в один из самых безвкусно-шикарных городов мира. «В своем стремлении к роскоши они доходили до абсурда, – отмечает в своей „Амазонке“ историк Робин Фурне. – Если один каучуковый барон приобретал гигантскую яхту, другой заводил у себя на вилле ручного льва, а третий купал свою лошадь в шампанском». Роскошнее всего было здание оперы, с итальянским мрамором, богемским стеклом, золочеными ложами, хрустальными люстрами, викторианскими стенными росписями и куполом, окрашенным в цвета национального флага. Предварительно сконструированный в Европе и обошедшийся налогоплательщикам в десять миллионов долларов, оперный дворец был по частям отправлен вверх по Амазонке, преодолев более тысячи миль, после чего рабочие, трудившиеся круглосуточно, собирали его, пользуясь по ночам первыми в Бразилии электрическими лампочками. И не важно, что почти никто в Манаусе никогда не слышал Пиччини и что больше половины гастролирующей здесь оперной труппы умерло от желтой лихорадки. Это был апофеоз каучукового бума.

Перспектива разбогатеть влекла тысячи безграмотных рабочих в этот дикий край, где их быстро закабаляли каучуковые бароны, обеспечивавшие их транспортом, едой, оборудованием и кредитом. Привязав на лоб шахтерскую лампу, чтобы лучше видеть, охотник за каучуком прорубался сквозь джунгли, трудясь от зари до зари, разыскивая деревья-каучуконосы, а потом, вернувшись в лагерь, страдая от голода и лихорадки, часами, сгорбившись, сидел у костра, вдыхая ядовитый дым, на особом вертеле спекая латекс до загустения. Иногда уходило несколько недель на то, чтобы изготовить один-единственный резиновый шар, достаточно большой, чтобы его можно было продать. И долг при этом удавалось выплатить редко. Бесчисленные добытчики каучука гибли от голода, дизентерии и других болезней. Бразильский писатель Эуклидес да Кунья писал, что эта система отличалась «самой преступной организацией труда из когда-либо созданных человеком». Он отмечал, что добытчик каучука «воплощает собой грандиозное противоречие: это человек, работающий для того, чтобы себя же обратить в раба!».

Первым городком на фронтире, куда попали Фосетт и Чиверс, был Рурренабаке, располагавшийся на северо-западе Боливии. На карте Фосетта город был обозначен прописными буквами, в действительности же представлял собой, можно сказать, просто полоску грязи с бамбуковыми хижинами, над которыми кружились грифы. «Я был крайне разочарован, – писал Фосетт в дневнике, – и начинал осознавать, насколько примитивен этот речной край».

Эта территория находилась в отдалении от любой центральной или местной власти. В 1872 году Боливия и Бразилия предприняли попытку провести железную дорогу через здешние джунгли, однако от болезней и нападений индейцев полегло столько рабочих, что проект стали именовать Дорогой мертвецов. Поговаривали, что за каждую шпалу положил жизнь один человек. Когда, более трех десятилетий спустя, сюда прибыл Фосетт, дорогу все еще строили, этим занималась третья по счету компания; однако было проложено лишь пять миль пути – идущего, как выразился Фосетт, «из ниоткуда в никуда». Поскольку амазонский фронтир был столь удален от цивилизации, здесь властвовали свои законы, и американский Дикий Запад, как заметил один из исследователей, выглядел по сравнению с этими местами «чинным, точно молитвенное собрание». Британский путешественник, проезжавший через этот край в 1911 году, вспоминал, как один из местных жителей сказал ему: «Правительство? Что это такое? Мы тут знать не знаем никакого правительства!» Этот регион стал настоящим раем для бандитов, беглых преступников и авантюристов, носивших по пистолету на каждом боку, со скуки ловивших ягуаров своим лассо и убивавших без особых колебаний.