Затерянный храм

Пембертон не был трусом. Ему довелось побывать в окопах во Фландрии, он вместе со всеми ходил в атаку, но вид летящего на него самолета заставил его замереть. Он поднял голову вверх и, поворачиваясь, следил за крылатой машиной. Гул винтов почти стих, так что можно было подумать — она вот-вот упадет. В фюзеляже зиял, словно рана, квадратный люк.

Пембертон вздрогнул: в проеме люка появился человек и выглянул наружу. Он, наверное, заметил Пембертона, и в тот миг, когда их взгляды встретились, археолога охватило странное ощущение. Человек выпал из люка. Раскинув руки, словно крылья, он сначала завис в пустоте, а затем поток воздуха дернул его в сторону. За ним развернулся длинный хвост и тут же распустился белым куполом, поддернув парашютиста вверх, словно марионетку. Но даже теперь казалось, что человек падает с ужасающей скоростью.

Прошло всего несколько секунд, а в воздухе появились и другие парашютисты. Оказывается, самолет вовсе не закончил выброску десанта. Пембертон глянул вниз. Ветер унесет десантников мимо него, но не очень далеко, ему не убежать. Он в ловушке. Не имея другого выбора, он повернул в сторону дворца среди деревьев.

Пембертон взобрался по ступеням, которым исполнилось четыре тысячи лет, и, тяжело дыша, присел у стены. Замыслы Эванса не ограничивались простыми раскопками во дворце, местами он даже пытался восстановить его, и в результате появился комплекс наполовину отстроенных комнат, поднявшихся, словно призраки, над развалинами. Одни посетители были довольны такой наглядностью, другие же считали эту реставрацию оскорблением для археологии. Пембертону, от которого профессия требовала высказывать неодобрение, всегда втайне нравился воссозданный дворец. И ему никогда не пришло бы в голову, что он станет здесь прятаться, спасая свою жизнь. Он повернулся и приподнялся, чтобы выглянуть в окно в восстановленной стене.

Несколько мгновений он питал надежду на то, что парашютисты направятся в глубь острова. И тут он их увидел. Они оказались даже ближе, чем можно было ожидать: за те несколько минут, которые потребовались ему, чтобы добежать до дворца, они освободились от парашютов, собрались вместе и начали спускаться в долину. Пембертон видел, как они растянулись в линию, продвигаясь по залитым солнцем прогалинам между оливковыми деревьями. Он насчитал шесть человек в плотных гладких шлемах и мешковатых зеленых комбинезонах, которые казались не очень удобными для боевых действий. Если бы десантники выбрали дорогу на запад, дворец остался бы в стороне. Но они шли прямо к руинам.

Вдалеке, где-то сзади, раздался скрежет металла по камню. Пембертон в ужасе обернулся, а потом вновь подумал о врагах в долине. Вдруг они его заметили? Нет, парашютисты пропали где-то в тени южной стены, и сейчас он их не видел. Пембертон оглянулся, на этот раз более осторожно. В большом дворе, где древние когда-то плясали на спинах быков, лежал, распластавшись, огромный малиновый парашют, растекаясь, словно кровавое пятно. Ткань колыхалась и извивалась на ветру, а от нее к железному ящику размером с гроб тянулась перепутанная грива черных веревок. Пембертон заметил трещины от удара на гипсовых плитах и ощутил приступ гнева при виде такого бездумного вандализма.

Первый из немцев, унтер-офицер, перелез через парапет и побежал по двору к ящику. За ним последовали остальные десантники; они сгрудились вокруг и стали смотреть, как сержант, встав на колени, открывает крышку. Некоторые солдаты снимали мешковатые комбинезоны, надетые для прыжка с парашютом, являя серую форму и патронташи, а другие разбирали оружие, которое раздавал из ящика их командир.

Но в стороне от солдат наблюдалось еще кое-какое движение. Краем глаза Пембертон увидел человека, который полз слева от него по крыше усыпальницы. Одет он был в белое, голова повязана черным платком — обыкновенный критский крестьянин. Ружье он держал очень осторожно, чтобы не царапнуть им о камни. Оружие выглядело старше владельца; оно, пожалуй, вряд ли использовалось последние полвека, с тех пор, как с острова изгнали турок, но Пембертон сразу понял, что собирался делать с ружьем этот человек.

Археолог выглянул из-за колонны и махнул рукой, чтобы привлечь внимание грека, но не насторожить немцев. Они, кажется, не подозревали об опасности: трое закурили сигареты и стояли, пуская дым, пока остальные раскладывали по вещмешкам снаряжение. Кто-то пошутил, и по двору разнесся громкий смех.

— Ш-ш-ш, — прошипел сквозь стиснутые зубы Пембертон, рискуя собственной жизнью, чтобы остановить грека.

Что задумал этот грек? Немцы почти закончили разгружать контейнер и были готовы выступить. Через несколько секунд они уйдут отсюда, и Пембертон будет в безопасности.

Грек, должно быть, услышал Пембертона. Он резко развернулся, наводя ружье, и широко улыбнулся, узнав англичанина-археолога, человека, в долине всем хорошо известного. На фоне выдубленного солнцем смуглого лица блеснул неровный ряд белых зубов. Грек прижал винтовку к плечу, прищурился, глядя на ржавую мушку, и выстрелил.