Дворецкий (Грант решил, что это именно дворецкий) зашел за воротный столб и вытащил из-за него телефонную трубку. Он произнес несколько слов, выслушал ответ, кивнул.
— Для господина Сорселя это большая честь, ведь профессор Рид проделал такой долгий путь, чтобы навестить его. Он был бы очень рад познакомиться. Но — malheureusement[38]
— он занят.Грант подавил желание пригрозить дворецкому «стэном».
— Передайте господину Сорселю, что это очень важно. Передайте, что это касается глиняной таблички, которую он купил в сорок первом году в Афинах. Еще передайте, что его жизнь в опасности. И опасность исходит не от меня, — прибавил он.
Дворецкий внимательно посмотрел на него глубоко запавшими темными глазами. Потом с явной неохотой вновь взял телефонную трубку и произнес еще несколько слов.
— Oui. Oui. Bon.[39]
— Господин Сорсель приглашает вас войти.
Дворецкий открыл ворота, и машина въехала на подъездную дорожку, окруженную клумбами и лужайками, ивами и лавровыми изгородями. Дальше, за окаймлявшими владения тополями, Грант разглядел алебастровый профиль классического храма с куполом; наверное, просто павильон для отдыха, хотя рядом с домом он выглядел почти уместно.
Машина, скрипнув гравием, остановилась у подножия лестницы, которая вела в дом. Дождь пошел сильнее. Забыв о протоколе и манерах, пассажиры выскочили из машины, пробежали по ступенькам, накрыв голову кто пиджаком, кто сумкой, и влетели в дверь. Там они и остались стоять, дрожа и роняя на пол капли воды; наконец снова появился дворецкий и повел их дальше.
Внутри шато[40]
(потому что никому не пришло в голову называть это строение виллой) было темно и холодно. Похоже, все здесь было вырезано из белого мрамора — полы, лестницы, выступавшие из стен коринфские пилястры. Мраморные бюсты, все как один античные, смотрели на них с мраморных пьедесталов, а мраморные атлеты играли мраморными мускулами в мраморных нишах.— Мавзолей какой-то, — с трепетом произнес Джексон.
Цвет сохранился только на роскошных, написанных маслом картинах, украшавших стены между колоннами. Белогрудые нимфы соблазняли целеустремленных героев, алебастровые богини превращали неосторожных юношей в камень. Украшенная цветами златовласая женщина любовалась на свое отражение в зеркале. На одной из картин уродливый карлик прижимал к женской груди металлический доспех. Все на этой картине было темным, кроме тела женщины, которое сияло почти неземной белизной. За ее плечом развевался кроваво-красный шарф.
Рид остановился перед картиной:
— Ван Дейк. Женщина — это Фетида, карлик — Гефест. А это, — он указал пальцем на железный нагрудный доспех, задержав палец в дюйме от полотна, — доспех Ахилла.
— Хорошо, что мы теперь знаем, как он выглядит, — пробормотал Джексон.
Дворецкий провел их в гостиную, где вокруг мраморного камина была собрана мебель периода Второй империи. В таком строгом интерьере парча и атлас темных цветов казались еще роскошнее — благородные и элегантные гости среди окружившей их пустоты. По задней стене протянулся ряд высоких, доходивших до пола окон. Капли дождя покрывали стекло, а сады на нижней террасе были уже почти не видны в сумерках.
По дому прокатился раскат грома, словно вся гора заворочалась на своем ложе. Через миг сверкнула молния, и на долю секунды все предметы в комнате осветились волшебным серебристым светом. Молния рассыпала в воздухе искры, и тусклые электрические огни замигали, словно свечи. Гранту потребовалась секунда, чтобы глаза привыкли… и тут же широко раскрылись от удивления.
У камина стоял человек — прямо перед кушеткой. Наверное, он лежал на ней, хотя Грант его там не видел. Его морщинистое лицо было бледно, что делало кожу полупрозрачной, чуть ли не сияющей в свете от камина. Грива седых волос, зачесанных назад, почти доставала до плеч. На нем была бархатная куртка и свободные брюки. Ноги оказались босыми.
— Mes amis.[41]
Добро пожаловать.Глава двадцать первая
Гости сидели в неудобных креслах. Дворецкий положил в огонь еще одно полено и отошел. Сорсель посмотрел на Рида — как и все остальные. Все инстинктивно поняли, что противостоять Сорселю в его владениях может только очень сильный духом человек.
— Ваш визит, профессор Рид, для меня большая честь. Вы должны знать, что я в восхищении от ваших исследований. Но кто ваши друзья?
Рид откашлялся:
— Мистер Джексон и мистер Мьюр представляют американское и британское правительства соответственно. Мисс Папагианнопуло была на Крите ассистентом Джона Пембертона, английского археолога, перед его гибелью. И… — Точного определения у Рида не нашлось. — Мистер Грант.
Сорсель кинул на Гранта оценивающий взгляд — не враждебный, но осторожный.
— Добро пожаловать. Коньяк? А может, кальвадос?
— Нет, спасибо, — ответил за всех Рид, хотя Грант не отказался бы от глотка чего-нибудь согревающего.
— Bien.[42]