– Да? – наконец, сказал голос,– ну смотри… Мужик пообещал, мужик сделал. Я ж на тебя надеюсь. Не подведи.
– Обязательно,– заверил Рожок.
Голос засуетился:
– Ну там если проблемы какие-то возникнут, или надо чего, ну ты понял… Звони немедленно.
– Ага,– снова зевнул Петр Иванович, нашаривая ногой тапок,– всенепременно!
– Ну и ладненько, ну и хорошо,– зарокотал голос,– всегда знал, что на тебя можно положиться. Я завтра перезвоню.
– Пока,– брякнул Рожок и кинул, наконец, трубку на рычаг.
Потом не спеша прошел на кухню, попил водички, завернул в туалет и быстро-быстро прошмыгнул в комнату под одеяло. Через несколько секунд Петр Иванович уже спал. Кто и зачем ему звонил, он так и не вспомнил. А завтра никто ему конечно не перезванивал. Кому он нужен старый примаханный учитель рисования? Да и мало ли дураков на свете? Вот так вот оно бывает…
БАНЯ
– Вот смотри Семенко,– важно сказал Байзель,– это мои трусы, а это твои.
– А какая разница? – тупо спросил Костя, игриво разглядывая, кабинки предбанника.
– Не скажи, – степенно ответствовал суровый наставник,– не скажи. Вот, например, ты свои трусы чистые в воду уронил. Скажи теперь, что лучше, старые одеть, сухие или новые, но мокрые?
– Не знаю,– блаженно улыбаясь, ответствовал одиннадцатилетний кудрявый придурок.
– А ты подумай!
– Не знаю,– опять казал Костя.
– Эх, непутевый, надо соседские трусы забрать, незаметно, чистые и сухие, понял?
– Понял, – кивнул Семенко.– тогда я твои, Байзель, заберу! – и все также, блаженно улыбаясь, зашвырнул байзелевы семейники в лужу под скамейкой.
– Ах, ты ж…– Байзель задохнулся от бешенства, подхватил трусы и встряхнув ими в воздухе, доверительно сообщил воспитаннику: – Убью я тебя, Сема когда-нибудь, ей-ей убью…
Костя засмеялся и побежал на выход:
– Не догонишь, не догонишь!
Полуголый Байзель рванулся за ним и силой заставил сесть на место. Костя сразу заныл неприятным писклявым голоском:
– Ихы-хыы! Ну, Байзель, ну не надо меня убивать!
Наставник и по совместительству опекун, скрипнул зубами:
– Раздевайся!
Костя явно струхнул и, укутавшись в байковую клетчатую рубаху, испуганно глядел на Байзеля.
– Раздевайся грязная скотина, в баню же пришли…
–Зачем? – Костя явно стал проявлять признаки беспокойства.
Байзель попытался сорвать с него одежды, но только вырвал с мясом пуговицу.
– Я тебе дам зачем, мыться! – и снова набросился на Костю.
– Не хочу, не хочу, не хочууу! – орал Семенко, кутаясь в лохмотья.
Наконец после получаса напряженной борьбы, Байзелю удалось наполовину обнажить тщедушное тело воспитанника. Он устал, и пот градом тек по его мужественному лицу.
– Штаны снимай! – приказал Байзель.
– Ихы-хыы… – отвечал Костя.
– Убью, сволочь,– прошипел наставник и Семенко снова завыл.
Байзель повторно набросился на Костю и еще минут через пятнадцать тот уже жался в углу, прикрывая срам руками.
– Ихи-хы, зачем ты меня оголил? Зачем? Ненавижу тебя! Ненавижу!
– Да не срами ты меня перед людьми,– взмолился опекун, – стыд-то какой! Смотри, смеются все над тобой!
И действительно в этот самый момент из парилки стали выскакивать голые мужики и со смехом стали разливать пиво и потрошить нехитрую таранку.
Не обращая на них никакого внимания, Семенко все тянул свою бесконечную песню:
– Не ну зачем ты меня оголил?
Байзель понизил голос до шепота и прошипел прямо в ухо непутевому воспитаннику:
– Ты скотина не мылся за тот год ни разу, и опять за свое?
– Болею я,– громко объявил вдруг Семенко,– нельзя мне мыться!
– Чем ты болеешь? Идиотизмом? – спросил Байзель, стараясь ухватить Костю за голую скользкую ляжку.
– Гангреной! – гаркнул Семенко на всю баню.
– Молчи урод! Поговори мне еще! – наставнику удалось перехватить Костю поперек туловища и он поволок его в парилку, но тут пившие пиво мужики оборвали смех и преградили дорогу этой странной парочке.
– Анну, оставь мальца, лысый! – сказал один.
– Ты двинутый, что ли дядя? – спросил другой,– там же люди моются, а ты его с гангреной туда? Разве можно?
Байзель в сердцах сплюнул на пол и проворчал:
– Да какая там у него гангрена, он как кабан здоровый, мыться не хочет…
– Ну, неееет! – запищал «кабан». – Ну, нееее! Я стысняюсь! У меня, правда, гангрена!
Мужики подумали и предложили осмотреть Семенко, после чего в две минуты, не взирая на его отчаянный визг, распластали на кафельном полу. Кроме черных грязевых подтеков, синяков, нескольких царапин и случайно подбитого глаза, никаких следов болезни не нашли и Байзель сильным пинком направил воспитанника в парилку. Там он грубо привязал Костю к лавке чьим-то старым бюстгальтером, и хотя тот кричал:
– Ну не убивай меня! Ну чем я тебе насолил? – стал выбирать веник покрупнее. После первого же хлесткого удара Костя притворился мертвым, после второго ожил и простонал:
– Я умираю…
– Похороним,– мрачно пошутил истязатель и еще разок влепил Косте по спине, думая, куда бы еще хлестануть побольнее.
– Добей меня, Байзель,– простонал Семенко, извиваясь всем телом и раскрывая рот словно рыба, выброшенная на берег.
– Чичас,– охотно пообещал Байзель и со злости пнул Костю ногой. Тот закрыл глаза и стал звать милицию.