Затерянный мир

Хотя нет, Петр Иванович еще раз на кухню выходил, ночью. Он на Костину рубаху еще утром позарился, вот и вышел на грабеж в полтретьего ночи. А рубаха-то уже тю-тю. Не повезло Рожку. А ведь не спал полночи, ждал, пока все угомонятся, чтоб наверняка цапнуть. Не вышло у подлеца. Так и надо. Нечего на чужие рубахи раскрывать беззубый рот. Постоял Рожок над плитой, губками почмокал, труселя семейные из задницы вытянул, чтоб не резали и спать ушел, и на работу проспал потом, из-за жадности своей и бесстыдства.

А то рассола человеку пожалел, скотина…

НАД ОЛЬХОВКОЙ ТУЧИ ХОДЯТ ХМУРО

– Проходи, Петр Иваныч,– приветствовал гостя Якорь,– а я тут видишь какую вонизму развел…

– А шо то? – настороженно спросил Рожок, переступая непонятную лужу на входе в дачный домик и втягивая хищными волосатыми ноздрями воздух.

– А… – Вовка махнул татуированной рукой и сунул под хищный нос учителя рисования дурно пахнущую серую тряпку,– на нюхни!

Петр Иванович попятился от ужаса и чуть не расколол затылок об стену.

– Воняет? – спросил Якорь, гордо улыбаясь.

Рожок закатил глаза к неприветливому осеннему небу, которое щедро проглядывало в щели потолка между досками.

– То-то же! – Якорь в свою очередь понюхал тряпку, – Во воняет! Говорил Ахиноре, нечего скотину дома держать, не послушала. Баба есть баба! Ладно, Рог проходи, неча в дверях стоять. О, тихо… – Вова прислушался к чему-то, Рожок тоже. Оказалось, где-то в глубине домика, работал радиоприемник.

– Слышишь, мужик поет? – спросил Якорь шепотом, Рожок кивнул, хотя слышно было плозо,– Днепров! Люблю… Сейчас громкости прибавлю.

Лишь после этого Рожок, наконец, прошел.

– Как? Хороша дачка? – Володя прямо лучился положительной энергией,– Ты ж у меня еще не был. А? Вот обустроюсь, заживу! – он потер ладони и почему-то нос,– Нет, ты поди еще туалет посмотри, и используй если желаешь.

Рожок желал и вскоре очутился в грубо сколоченном фанерном домике, мелко дрожавшем от слабых порывов осеннего ветра. Он прикрыл дверь, но гостеприимный хозяин продолжал вежливо спрашивать из-за двери:

– Ну как? Ватерклозет не катит? Ты штаны ухе снял?

– Я… – пролепетал Петр Иванович, но Якорь и не думал уходить.

– Садись не стесняйся! Унитаза, правда, нет, но дыра какова!

Задуренный таким напором Петр Иванович, послушно присел над дырой и прислушался, внизу что-то явно шуршало и охало.

– Что там внизу? – крикнул заинтригованный и немного испуганный Рожок, шаря руками в поисках бумаги.

– Ага! – почему-то обрадовался Якорь,– услыхал? Там барсуки живут! Или кроты, я точно не знаю. Но шарудят! И че они там делают? Боюсь, стенки погрызут, или нет? Как думаешь?

Но Петр Иванович уже никак не думал, он выскочил из туалета, на ходу застегивая брюки.

– Кккакие барсуки? – запинаясь, спросил Рожок на пути к дому.

– Во! – Якорь по-рыбацки показал размер от плеча,– не брешу! Слыхал же как шарудят. А? Веришь, так жалко будет, когда туалет разгрызут, новый такой, хороший. Потому, кстати, и унитаз не буду ставить. На фига? Сгрызут же.

Они уселись на открытой всем ветрам веранде, и Якорь предложил Петру Ивановичу драный зонтик для защиты от ветра и начавшегося дождя.

– Давай, Рог, закусывай, не стесняйся! – с этими словами он сунул Петру Ивановичу кусок сухого хлеба, а сам стал глодать второй, точно такой же кусок.

– Не обессудь, что скромно, дача есть дача, тут не жрать надо, а работать!

Петр Иванович с трудом огрыз небольшой кусочек, прожевал и поинтересовался, как бы между прочим:

– А бумага у тебя есть?

– Зачем тебе? – удивился Якорь,– замазался? Или руки вытирать? Так не ресторан же, об себя можно! Это ж дача.

– Та нет,– Петр Иванович покраснел и потупился,– я, видишь ли, так не подтершись и сижу…

Некоторое время Якорь тупо жевал свой хлеб, а потом до него дошло, по мере того как краска стыда полностью залила лицо учителя рисования, и он расхохотался. Он сгибался пополам и бился головой о стену, хлопал себя по налитым салом ляжкам и таким же щекам.

– Ну насмешил, так насмешил,– выдавил он из себя, наконец, – ну Петька, ну выдал! Не подтер… Как ты сказал?

Петр Иванович долго ждал, пока утихнет смех, но понял, что, наверное, никогда. Тогда он встал и медленно побрел со двора. Над Ольховкой все так же сгущались осенние тучи и казалось, что солнце навсегда покинуло этот Богом забытый кусок великой страны.

РЕПКА

Посадил Рожок репку. Не росла, не росла. Не росла, не росла – он и поливать перестал. Зачем? А тут вдруг вчера нежданно под вечер ливень. аутро глянул Петр Иванович в окно и чуть с ума не сошел от радости. Во дворе репка на пол-огорода, большая, сочная.

Ну, Рожок, конечно во двор бегом побежал, стал ее осматривать, охать, приседать. Типа, опытный огородник. Потом схватил ее крепко, потянул. Ни фига не получилось. Че делать? Задумался.

Тут покашливание за спиной. Оглянулся. Вова Якорь стоит, сосед. Рожок обрадовался, засуетился. Давай, мол, вдвоем потянем, а я отблагодарю. Потом.